Далее Павел признает, что он был ожесточенным гонителем тех, кто веровали в Иисуса из Назарета, как воскресшего из мертвых и обетованного Мессию, и рассказывает подробно, как произошло его обращение ко Христу на пути в Дамаск со всеми подробностями, подобно тому, как это он сделал в своей речи перед народом в Иерусалиме (гл. 22). Здесь имеются некоторые особенности, отличающие этот рассказ и от первого рассказа самого Апостола и от повествования Дееписателя в 9 гл., но в общем и существенном все три рассказа совершенно одинаковы.
Самой важной особенностью является более подробная передача содержания речи явившегося Господа Савлу, где Господь открывает ему цель Своего явления в том, что хочет сделать его Своим служителем и свидетелем наравне с прочими Апостолами. Далее важно то, что Господь, по словам Павла, Сам обещал являться Своему новоизбранному свидетелю и открывать ему волю Свою, что мы действительно и видим в его истории, как например, 22:17; 23:11 и др.
«Избавляя тебя» — надо понимать в смысле: «сохраняя жизнь твою от опасностей, которым ты будешь подвергаться», что мы также видим осуществившимся в миссионерской деятельности Павла, когда он столько раз чудесно спасался от смертельной опасности, ему угрожавшей. Из слов Господа видно, что Павел поступал в точности сообразуясь с ними, когда во время проповеди своей обращался всегда сначала к иудеям, а потом к язычникам. Господь объясняет Павлу и цель его посланничества: «открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету» — открыть их духовные очи для познания истины Божьей, результат чего — «прощение грехов» по вере в Господа Иисуса Христа, как Мессию.
Далее Апостол поясняет, что он не мог воспротивиться небесному видению, а потому и начал проповедовать сначала Иудеям в Дамаске и Иерусалиме и по всей земле иудейской, а затем и язычникам. За это и схватили его иудеи в храме и хотели убить, но Бог помог ему, так что он смог дожить до сего дня, проповедуя малым и великим и не отступая никогда от того, что предсказали Моисей и пророки, то есть, что Христос должен был пострадать и, восстав первый из мертвых, возвестить познание истины Божией, как иудеям, так и язычникам.
В этом месте энергичная и сильная речь Павла была прервана легкомысленно запальчивым («громким голосом»), резким замечанием прокуратора: как некогда Пилату, речь Господа об истине, которую пришел Он принести на землю, показалась пустым мечтанием, и он прервал ее полным отчаявшегося неверия вопросом (Ин 18:37-38) [114], так теперь Фесту, светскому языческому чиновнику, пламенная речь Павла показалась сумасбродством: «Безумствуешь ты, Павел. Большая ученость доводит тебя до сумасшествия».
«Нет, достопочтенный Фест, я не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла» — с большим достоинством отвечал на это святой Апостол. Для уверения в этом не понимающего дела язычника, святой Павел ссылается тут же на более понимающего иудея царя Агриппу, к которому, главным образом, как к могущему более понимать, и обращена вся речь Апостола. Апостол говорит, что он не верит, чтобы от царя Агриппы было скрыто что-нибудь из сего, то есть из того, что относится к жизни и деятельности Господа Иисуса Христа, ибо все это «не в углу происходило», не в тайне совершалось, а на глазах всего иудейского народа в Иерусалиме и по всей Палестине.
Решительным и неожиданным оборотом речи Апостол вдруг обращается непосредственно к совести Агриппы и, как опытный «ловец человеков», едва не уловляет его, так что царь только легкомысленной остротой избегает этого уловления, но почти тотчас же закрывает собрание, из чего можно ясно понять, что нечто зашевелилось в его совести. «Веришь ли, царь Агриппа, пророкам?» неожиданно спросил Павел и тут же сам ответил на этот вопрос за смущенного царя: «Знаю, что веришь».
Воспитанный при дворе римского императора, Агриппа конечно оставался в душе иудеем. Окончание постройки при нем иерусалимского храма, начатой его прадедом до какой-то степени свидетельствует, что в самой глубине души его было скрыто чувство иудейской религиозности. Проницательный взор Апостола усмотрел это и так сильно разбудил это чувство, что царь смутился, особенно при той обстановке, в которой он находился — в присутствии римского правителя области, который смотрел на него несомненно, как на римского воспитанника, чуждого «иудейских суеверий».
Возбужденное чувство иудея насильно подавляется ложным страхом и стыдом перед образованными римлянами, переходит в лицемерие и разражается легкомысленной светской остротой: «ты немного не убеждаешь меня сделаться Христианином».
На эту остроту святой Павел с задушевностью и трогательностью отвечал: «молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я, кроме сих уз». Узы были похвалой Павла (Еф. 3:1 [115]; 4:1 [116]; Филим 1:1 [117]), но, конечно, он не мог желать, чтобы все христиане были всегда в узах. Своим задушевным ответом Павел вновь разбудил совесть Агриппы, и тот, не будучи в состоянии более слушать его, поспешил закрыть собрание.
Признание Павла невинным (26:30-32)
Речь святой Павла носила в высшей степени отпечаток достоинства, свободы и любви, и это не могло не произвести впечатление на беспристрастных слушателей. Посовещавшись в стороне, царь с правителем признали Павла достойным освобождения от уз, как человека ни в чем неповинного, но так как Павел потребовал суда Кесарева, то правитель решил послать его в Рим к Кесарю.
Глава двадцать седьмая
Путешествие от Кесарии до Мир Ликийских
(27:1-5)
Когда отъезд в Италию был решен, что произошло осенью 61 года, то святой Апостол Павел вместе с некоторыми другими узниками был передан сотнику Августова полка по имени Юлий.
Как видно из местоимения «мы», которое употребляет далее всюду Дееписатель, он был спутником святого Павла в этом путешествии. Вторым спутником Апостола был, как упомянуто во 2 ст., Аристарх Македонянин из Фессалоники.
Что это был за Августов полк, определить точно невозможно: возможно, что это был отряд из гвардии самого императора Нерона, бывший по какому-либо случаю на востоке и теперь возвращавшийся в Рим, чем воспользовался прокуратор Фест для того, чтобы под его конвоем отправить узников.
Так как в Кесарии не было корабля, который бы отправлялся прямо в Рим, то узников отправили на купеческом корабле сначала в Адрамит — приморский город в малоазийской провинции Мисии недалеко от Троады и Асса. Сделано это было с тем расчетом, чтобы по дороге в Адрамит, где по-видимому жил хозяин этого корабля, заходя в разные портовые города можно было найти корабль, идущий в Рим, и пересесть на него для дальнейшего путешествия прямо к цели. Так это и случилось. На другой день пристали к Сидону, древнейшему торговому городу Финикии. Поступая с Павлом человеколюбиво, сотник Юлий позволил ему сходить там к своим друзьям и воспользоваться их усердием, то есть, по-видимому, получить от них что-либо нужное на дорогу. Так обращался сотник с Павлом, вероятно, по приказанию Феста, а, может быть, и сама личность святого Апостола внушала к себе уважение и расположение благородного сотника. Из-за противных ветров корабль отклонился от своего прямого направления и приплыл в Кипр. Далее пришлось плыть вдоль берегов малоазийских провинций Киликии и Памфилии, чтобы зайти в пристань города Миры Ликийские. Это был цветущий тогда город в малоазийской провинции Ликии в 20 стадиях (около 4 верст) от моря на реке, судоходной до самого города.