Но все это так, шелуха подсолнечника и прочие мелочи. Гораздо противнее наследство — какие-то привычки, обычаи и заморочки — от бывших, которые перепали к нам вместе с битым сердцем новоиспеченного возлюбленного. Вот знаете, в чем западло? Такая куча мужиков у меня была, и хоть бы одна приличная бабенка в их послужном списке. Вот правда, если бы до меня существовал кто-то, кто натренировал моего мужчину кофе в постель таскать или, к примеру, воскресный завтрак готовить, так я бы этой доброй женщине пожизненную пенсию установила. Нет же! Одна у нас рисовала лыцарей с кобылами. Вот честное слово, что ни рисунок, то смурной чувак с кастрюлей на башке и какое-нибудь не вполне анатомическое животное. Для кого-то — романтика, а мне, между прочим, через это дело два года пастель дарили вместо мехов и брульянтов. Кстати, суицидальная феечка в багаже — это еще ничего. Гораздо хуже, когда оно с мотором в заднице и все такое из себя хозяйственное. То есть вообще-то для жизни это хорошо. Для «Их Жизни», которая была когда-то. Но не для моей. Я, например, очень хорошо помню, чем у меня закончилось изготовление очень вкусной курицы в банке, она ТАК ее готовила, это что-то. Я не знаю, кто там у них кого на банку натягивал, а только у меня эта самая банка так бахнула, что чуть духовку менять не пришлось. В общем, никаких благ, а одни сплошные расстройства. Единственное, чем остается утешаться, я сама в качестве бывшей — душка, лапочка и заинька. Во-первых, потому что после меня все быстро женятся (за хорошо путаного мужика пять непуганых дают); во-вторых, каждый из них знает, что книга, духи и бытовая техника — это не подарок, а «так себе»; и, в-третьих, кофе я вам гарантирую (не в постель, конечно, но до побудки приготовят, потому что без кофия чудище обло, зло и стоглаво). Вот до воскресного завтрака не доросла, да. Каюсь и скорблю.
Ну и о самом сладком. О дружеских явлениях и всяческих о-себе-напоминаниях. Нет, я ничего не имею против дружбы и напоминаний. Только если речь идет именно об этом. А то один раз, помнится, в почту заглянула: искали мы какое-то письмо вместе. И вот среди прочих пописулек натыкаюсь на депешу с восемью фотографиями одной и той же голой женщины за подписью «Как я провела лето в Кемерове». И абрис знакомый такой до боли — я его ж его лично в мусорное ведро вышвыривала n-ное количество лет назад. Мне фальцет не идет крайне, и вообще я барышня выдержанная, но мужнин нос, мужнин глаз и мужнин ноутбук выжили только благодаря тому, что я в проводах запуталась. Не запуталась — быть бы мне вдовой. Так, знаете ли, от дружбы-то приперло, что чуть язык себе не откусила, бедолажка. С тех пор демократию во взглядах поутратила: вы, конечно, дружите, сколько вам влезет, и напоминайте, как хотите, но помните, что после жаркого кемеровского лета может быть суровая московская зима, а почва в Битцевском лесопарке по-прежнему мягкая.
А если серьезно и по существу, то самая лучшая бывшая — это та, которая в жизни устроилась. Вот с такой можно и задружиться, так как делить вам больше нечего.
Про героев и зайцев. Новогоднее
Я в очередной раз сорвала главный приз за роль матери-героини. Вот ведь и не хотела, а никуда от лавров не денешься. Что у других через дверь с пометкой «выход», то у нас через другие места… без всяких, так сказать, пометок.
Захожу давеча в садик за дитятей и в раздевалке на какую-то родительницу наталкиваюсь. Если честно, я мама антиобщественная, а оттого для меня все родительницы на одно лицо, причем чаще всего унылое. Для меня вообще в последнее время все унылое — мне бюджет сократили и, того гляди, с довольствия снимут, гады, и я вообще скоро уйду от них и найду себе миллионера, а лучше — мультимиллионера, и чтобы с яхтой… В общем, в паршивом настроении я была. Но зато при каблуках и с голым задом, со стороны не придерешься — чистый розан. И вот захожу, начинаю из Фасоличьего шкафчика грязные рубашонки выгребать и, между прочим, слышу разговор этой самой мамы с воспиталкой. Разговор секретный и подлый: стишки делят к Новому году, мерзавки, и о новогодних костюмах договариваются. И вот вы знаете, тут мой меня черт подвел. Обычно ка-а-ак дернет, заразина, — того и гляди, весь детский сад обшивать придется. А тут вот не дернул: промолчала я. И нет бы этому самому черту и дальше в покое меня оставить… Фига. Как только мы с Фасоликом приехали к бабушке Г., все и случилось.
— Тимке не дали стишка, — сказала я, стянув с себя шарф.
Морские фигуры замерли, не дождавшись конца отсчета.