И уж наверняка его компания будет приятнее общества этой твари, — раздраженно подумала Забена, смерив своего ужасного партнера взглядом, пронзившим бы любого смертного ледяным холодом. А некри только насторожил уши, ожидая, что она к нему обратится. Забена спрятала все личные мысли о пропавшем пришельце в потайной уголок сознания, недоступный даже для Повелителей Мертвых.
— Он должен быть где-то поблизости, — сказала она некри. Тот сморщил нос, будто учуяв неприятный запах. Хотя еще вопрос, какой запах может раздражать обоняние пожирателя падали… Забена понимала, что на самом деле означает эта гримаса. Некри не различали тонкостей человеческой речи и мысли. Они не использовали — и даже не понимали — простых, очевидных утверждений наподобие последнего.
— Нам остается только искать его, пока не найдем.
На этот раз тварь покачала головой. Обыскать все холмы — на это уйдут дни, а может, и недели. Даже если применить колдовство.
— Или ты предпочитаешь явиться к хозяевам и рассказать им о нашей…
Некри энергично затряс головой, но тут нечто за спиной Забены заставило его в невыносимом страхе вытаращить белесые глаза.
Волшебница резко обернулась, полагая, что это Король-Дракон прошел сквозь ее защитные заклятия.
За ее спиной, прямо в воздухе, появилось странное зеленоватое отверстие, втрое ниже Забены и вдвое шире некри. Хотя внутри ничего не было видно, она чуяла исходящий оттуда сладковатый аромат разложения.
Некри, успевший встать рядом с нею, зашипел. Не вызывающе — скорее выражая покорность перед тем, что оба безошибочно узнали.
Повелители Мертвых уже были осведомлены об их провале и решили судьбу обоих неудачников по-своему.
Из отверстия появился еще один некри.
— Очнулся?
Уэллен с трудом разлепил глаза, невзирая на их сопротивление, и попытался сосредоточиться на окружающем мире. Некоторое время он не видел ничего, кроме слабого света. Затем предметы постепенно начали обретать форму.
Сказать, что он находился в пещере, было бы явным преуменьшением. В центре потолок этой пещеры был достаточно высоким, чтобы под ним поместился порядочный замок. Пещера, похоже, была рукотворной — словно некое древнее существо, выбрав большую часть камня, отчего-то забросило работу. Не то ли самое, что обустраивало ландшафт? — подумал ученый.
— Нет. Пещеру рыли не драконьи короли.
Ученый сел — и тут же замер в ожидании боли, вызванной слишком резким движением. Так ничего и не дождавшись, он осмотрел свое тело. Раны, кровь и пыль пропали неведомо куда, и даже одежда выглядела совсем новой. Коснувшись носа, Уэллен испытал огромное удовольствие, ощутив под пальцами гладкую кожу. Поднес пальцы к глазам — крови на них не было. Ощупал лоб — тот тоже не болел и не кровоточил.
Только сейчас ему вспомнилось темное существо, спасшее его от мелких драконов.
Оно… он… восседал на каменном троне, возвышаясь над большей частью пещеры. Получить какое-то представление о нем позволял только голос, да и тот не говорил ни о чем, кроме половой принадлежности. Плащ с капюшоном так хорошо скрывал владельца, что Уэллену казалось: он смотрит на груду одежды, а не на человека.
— Я принял тебя за другого, — сказал плащ. — Совсем запамятовал, как много времени прошло с тех пор. Он, скорее всего, давно мертв, как ты считаешь?
— Кто? — спросил сбитый с толку Бедлам.
Он подумал было о Яльзо, но тот, в плаще, явно имел в виду не капитана.
— Дру… Однако ты не знаешь его. Тем не менее я вижу в тебе его.
— Кто ты? То есть… спасибо за все, что ты для меня сделал, но я совершенно не представляю, где нахожусь и отчего ты…
Плащ взмахом рукава велел ему замолчать. Попутно обнаружилось, что у плаща есть рука. В перчатке. Такого же темно-серого цвета, что и плащ. Кажется, у существа в плаще все было серым…
— Я наблюдал за тобой в течение последнего дня. Ты здесь потому, что я принял тебя за другого… ну, а затем было уже слишком поздно. И я решил выручать тебя до конца.
Во всем ли хозяин сего дома так рационален? — подумал Уэллен.
— Нет. Порой я забываюсь и не могу даже сказать, где я и какой день на дворе. — Капюшон слегка подался вперед, явив миру очертания гордого подбородка и жесткий рот. — И, должен предупредить, забывчивость относительно времени — гораздо хуже.
— Ты читаешь мои мысли?
— Что-то наподобие. Это легче делать, когда ты в сознании. Кроме того, ты и не стараешься скрыть их. Понятно?
Уэллен никогда не обнаруживал никакой волшебной силы, но о ментальных щитах знал из своих ученых занятий и немедля воздвиг в голове нечто подобное.
— Так теперь добиваются доверия? — Чародей поднялся, но никакой угрозы в его движениях не ощущалось. — Что ж, я всегда свято чтил право на личную свободу. Если ты желаешь скрывать свои мысли, не стану возражать, — капюшон слегка склонился набок. — Кроме того, я уверен, что мы достигнем взаимопонимания в самом скором времени.
— Кто ты?
Чародей отвернулся, словно отвлекшись на другие дела. Он отошел к столу, заваленному целой коллекцией различных предметов и рисунков, и принялся их разбирать. Стола этого, насколько Уэллен мог судить, мгновением раньше в пещере не было.
Наконец фигура в плаще удосужилась ответить на вопрос ученого:
— Я тень. Призрак твоего и даже своего собственного прошлого. Какое бы имя я ни носил, теперь оно вряд ли что-нибудь значит. Те, кто знал его, мертвы. Прах. Мой народ живет в тебе и тех, что наверху, однако даже память о его былом величии мертва… — Чародей, все еще стоявший спиною к Уэллену, пожал плечами. — Можешь называть меня Сумрак. Это столь же приемлемо, как и все прочее. Да и привык я к этому имени за последние несколько веков…
— Последние…
Бедлам осекся. Он знал, что колдуны могут удлинить свою жизнь, но и тогда она обычно ограничивалась тремя-четырьмя сотнями лет. Хотя тот, кто назвался Сумраком, ничего не уточнял, Уэллен сильно подозревал, что он имел в виду гораздо больший срок. Чародей казался столь чужим и древним, что, говоря о нем, следовало, скорее, измерять время тысячелетиями.
Он заметил, что его фантастический спаситель снова повернулся к нему, держа в левой руке тарелку с очищенными фруктами, которой, как и стола, до этого нигде не было.
Теперь тебе лучше поесть. Я излечил твои раны и сменил тебе одежду. Придет время, и тебе понадобятся все силы…
Преодолев искушение расспросить чародея, что за время должно прийти, ученый решил сначала поесть. Еда придаст ему сил, необходимых хотя бы на тот случай, если хозяин окажется слишком уж сумасшедшим. Уэллен не знал, каким образом сможет одолеть искусного чародея, но был готов попытаться, если понадобится.
— Спасибо. Еда и в самом деле не помешает. Тарелка поднялась с ладони Сумрака и опустилась на колено Уэллена.
— Когда тело твое окрепнет, ты сможешь попробовать что-нибудь другое. А пока что фрукты помогут восстановить твои силы.
Внезапно обнаружив, что голод его превратился в чудовище, сравнимое размерами с драконом, истребившим экспедицию, Уэллен набросился на еду. Но воспоминание о драконе тут же заставило остановиться. Чародей тоже замер, словно зная, о чем думает его гость. Это заставило Бедлама усомниться в надежности своего ментального щита. Может, Сумрак снова читает его мысли?
— — Что тебя встревожило?
— Я вспомнил напавшего на нас дракона.
— А-а… — Закутанный в плащ волшебник пожал плечами — видимо, решил, что смерть множества хороших людей его совершенно не касается. — Увидишь, здесь такое бывает.
— И это все, что ты можешь сказать?! — Поддавшись наконец гневу, Уэллен Бедлам поднялся, опрокинув на пол тарелку с фруктами. — Они погибли ни за что ни про что!