Ибо знал, каково раз за разом терять всех, кому веришь, кого любишь.
Умпа-умп… умп-умпа…
Сердце стучало теперь непосредственно в его мозгу. В его внутренностях. В его собственном сердце.
Пошатываясь, вышел он на открытое место. Здесь стоял тотемный столб, вырезанный из кости. Кулвок рассмотрел знаки: жители этой деревни принадлежали к племени Лута. Его родичи из той, прежней жизни были из народа Тэйнда. Все это больше не имело никакого значения.
Всюду — колотый лед. Кулвок снова споткнулся. Никого из людей-лис поблизости не было видно. Он побежал вперед, ковыляя на неверных ногах и мало что видя из-за сердцебиения, продолжавшего грохотать в голове.
Он натыкался на ледяные стены, на тело замерзшего волка, на трупик мальчика…
А потом… внезапно… Умпа-умпа-умпа…
И вдруг чуждое сердцебиение стихло. Он продолжал слышать его, но так, словно оно раздавалось на расстоянии многих миль. Примерно как в самом начале.
И он знал, что это означало. Вернее, знала его шаманская сущность. Источник сердцебиения был рядом. Совсем близко.
К тому времени Кулвок успел добраться до непотревоженных пластов драконьего льда, по которым еще не прошлись топоры. Где-то позади раздавались выкрики Ненкру и прочих — они вламывались в ледяные башенки, разбирали меха, снимали со стен съестные припасы, сдергивали с замерзших поясные и шейные украшения.
— Золото!.. — долетел восторженный возглас Эрука.
Раньше, когда лето было длиннее, людям хватало сил копать землю и плавить металлы. Теперь они стали большой редкостью.
Исполнившись окончательного отвращения и к мародерству, и к своему в нем участию, Кулвок прислонился к стене одной из жилых башенок. Ему попалась на глаза нога женщины в башмаке из моржовой кожи, торчавшая из толщи драконьего льда.
Он приблизил лицо к поверхности льда и сощурился, напрягая зрение. Каменно-твердый лед так и дышал смертью, но оказался прозрачным.
Женщина, чью ногу он рассмотрел, лежала внутри. Замороженная, конечно. В точности как та старуха с отломанным пальцем. Только эта женщина была молода. И ее живот округлым холмиком высился под одеждой. Она носила дитя, ей вот-вот предстояло рожать.
Умп, тихо отозвалось сердце. Умпа-умпа-умпа…
И Кулвок понял, откуда доносилось биение. Оно шло из чрева замороженной женщины. Убитой одним-единственным леденящим вздохом дракона.
Надо пробиться туда, понял Кулвок.
И принялся, как безумный, колошматить кулаками в перчатках по толстому льду. Как ни странно, лед сперва треснул, а потом и рассыпался.
Биение стихло совсем, оставив после себя непривычную тишину. Произошло это в тот самый миг, когда рухнула ледяная стена. Кулвок ощутил внезапную и необъяснимую надежду на продолжение жизни.
Мы проломили этот лед вместе, подумал он. Мы двое.
Я.
И он.
Когда много лет назад он присоединился к ватаге кимолаки, возглавляемой Ненкру, они как раз потеряли своего шамана. Тот погиб, провалившись в трещину ледника. И вот что странно: стоило Кулвоку присоединиться к этим стервятникам, как он перестал разменивать свой дар по пустякам и его способности к волшебству начали быстро расти. Очень часто ему удавалось делать удачные предсказания, он даже угадывал пути, которые мог избрать Улкиокет. И он исцелял.
Он и теперь собирался исцелить ребенка, извлеченного из замерзшего чрева.
Однако вскоре увидел, что в этом не было нужды.
Пока он сокрушал кулаками последние остатки стены, с телом беременной женщины произошло нечто странное и неудобозримое. Она тоже рассыпалась. Как старинное стекло, за которым не уследили.
Рассыпалась — и попросту исчезла.
Осталось только дитя, лежавшее на белой земле.
Какое-то время Кулвок не мог даже пошевелиться — стоял столбом и смотрел.
Один за другим к нему стали крадучись приближаться другие члены ватаги. И даже побросали добычу, ради которой, собственно, они следовали за ледяным драконом от деревни к деревне.
Чудо, представшее их глазам, превосходило даже черное диво ледяного дыхания.
— Он… он тоже мертвый? — спросил кто-то.
— Нет. Смотри — дышит…
К тому времени Кулвок уже простер руки вперед, исторгая тепло из самых недр своего тела и волшебным коконом окутывая малыша. И он по-прежнему чувствовал биение сердца. Они все чувствовали. Биение было разлито в самом воздухе, а тонкие пластинки льда начали таять и сочиться водой.
Но все это не оказывало воздействия на дитя. Совсем никакого.
Мальчишка лежал себе, потихоньку ворочаясь, двигая покрытой тонкими волосиками головой, дергая ножками и медленно поводя ручками. Его глаза были открыты. Они очень внимательно смотрели на столпившихся в проломе мужчин. У новорожденных младенцев не бывает подобного взгляда. А этот к тому же еще и не плакал, не кричал. Его ротик, всего-то с бусину размером, оставался плотно закрыт.