Может, его спинные шипы и не царапали небесный свод, но уж футов двадцать или двадцать пять в нем было точно, и это не считая головы на поднятой шее.
Его длинный змеящийся хвост не всегда касался земли, а когда касался, то нередко сметал целые участки следов, но и сам оставлял четко видимый отпечаток. Больше всего он напоминал узкий след жестокого шквала. Можно было различить, где он цеплял выпуклости земного льда, царапая и разнося все кругом…
Найдя первые признаки близости Улкиокета, Анлут оставался там некоторое время, пристально изучая следы. Как когда-то Кулвок, но совсем по-другому прижал он голую ладонь к одной из отметин…
След драконьего мороза показался ему чем-то вроде молнии, но не обжег. Анлут присмотрелся к своей ладони и пальцам, но никакой разницы не заметил. Правда, потом почти целый час кожу покалывало и щипало. Примерно так, как — ему рассказывали — щиплет кожу человека, побелевшую на морозе и потом оказавшуюся близ огня.
В тот вечер Анлут набрел на груды замерзших руин, выглядевших точно остатки оползня. Прежде это была деревня, и здесь успел побывать дракон.
Еще два солнца спустя герой увидел впереди свою цель.
Стояла ясная ночь, звезды были кляксами стали и серебра, рассеянными в вышине. Анлуту была без надобности луна — мир и так виделся ему ярким, словно в солнечное утро на исходе зимы.
Он только что поднялся на вершину утеса. Впереди расстилался ледяной простор тундры. И он тоже казался выкованным из стали и серебра.
И по нему брело нечто черновато-синее, и оно было тем не менее само расплавленным светом, и его шипастый гребень задевал своды небес.
Анлут и прежде, пускай издалека, видел дракона. Дракон неизменно присутствовал в его разуме, в его теле и жизни. И все равно Анлут затаил дыхание. Он неподвижно стоял на макушке утеса, его сознание на миг затуманилось.
И точно так же, как и с шаманом много лет назад, в это мгновение Улкиокет повернул голову.
Его движение даже чуть напоминало то, что никогда не было даровано Анлуту, — кокетливый девичий взгляд через плечо.
Герою предстал человеческий глаз Улкиокета: черный зрачок в отсвечивающем звездами белке, его раскосые веки. Анлут сморгнул бирюзовыми, не вполне человеческими глазами, выдохнул и снова вдохнул. Его дыхание не произвело пара — оно было для этого слишком холодным.
Он стоял на скале и смотрел, пока дракон не отвернулся и не зашагал прочь через тундру.
Тогда Анлут торопливо спустился вниз и продолжил свой бег, только не рысцой, а во все лопатки. Он бежал, следуя за прерывистой цепочкой следов и штормовыми отметинами хвоста.
Теперь он почти не оглядывался по сторонам. Он пристально смотрел вперед. На Улкиокета.
Дракон был полночно-синим, и звездный свет омывал его, словно потоки летней воды. Равнина тянулась и тянулась вперед, и несколько часов Анлут имел возможность подробно разглядывать дракона. Никогда прежде герой не испытывал страха, но теперь ему было боязно. Он боялся, что какая-нибудь складка местности заставит его потерять Улкиокета из виду. Или даже совсем его потерять. Анлут все ускорял и ускорял бег, так, что даже его дыхание участилось, а в ушах зазвучал перестук сердца — умп-умпа-умпа-умпа…
А еще на бегу его посетило воспоминание. Из ниоткуда выплыла полная луна, и вместе с ней всплыло воспоминание. Он вспомнил свое пребывание в горячей материнской утробе и как он толкался там и пытался кричать, не осознавая, что делает. Наверное, он хотел родиться, просился наружу.
А потом — холодное дыхание, как удар. Только холод не показался ему ужасающим. И не испугал его.
Воспоминание привело за собой мысль. Он подумал, что, похоже, своим криком требовал холода, звал его, и это именно холод позволил ему родиться, а без него он бы, скорее всего, умер, потому что женщина, носившая его в животе, не сумела бы его произвести на свет, она была для этого слишком слаба.
За памятью и мыслью последовало размышление.
Анлут задумался о своем длинном остром ноже, о верном копье, о собственной исполинской силе. О своем героизме и о судьбе.
Как раз в это время местность стала меняться, впереди показались горы, покрытые снегом и льдом, и дракон скрылся за ними.
Исчез.
Льды пересекала тень, и отбрасывало ее вовсе не плечо горы, которое поспешно огибал Анлут. Луна клонилась к закату. Она пылала, точно бледный древний рубин, вися над вздыбленным гребнем дракона. Тот сидел почти по-волчьи, вытянув передние лапы и глядя на Анлута человеческими глазами. Вблизи эти глаза казались особенно огромными. А чешуйчатые когтистые передние лапы приминали снег едва ли на расстоянии тридцати футов.