[Хрисорроя просит Каллимаха рассказать о себе, а затем уже Каллимах предлагает деве поведать свою историю.]
В слезах и муках говорит она ему:
«Ты обнаженным видишь это тело,
Прикрой меня сначала от стыда,
Моя семья мою одежду отдала
Уроду этому со мною вместе.
Достань мне платье и избавь нас от обжоры,
Мне ненавистен даже труп дракона.
Зажги огонь и труп сожги скорее,
Я расскажу тебе про все, когда золой он станет,
Откуда я и кто мои родные».
Тут Каллимах схватил его за плечи
И выволок убитого наружу,
Он в очаге развел огонь немедля
И сжег дотла чудовищное тело.
Придя назад, он подал ей одежду
Из тонкой шерсти, и она оделась.
Затем, присев, к рассказу приступила,
Поведав обо всем: о родине, о детстве, о семье,
И о судьбе своей несчастной.
«Я благородная, ученая девица,
Моя семья богата и золотом, и царственной родней.
Дракон влюбился в красоту мою, и что же?
Меня он в жены взять себе решил.
Родители не поддавались на угрозы,
Отдать принцессу в жены не желая.
Тогда он перекрыл источники воды, что вниз текут с вершины этой,
И наше царство, замки и владенья — все иссушил дракон проклятый.
И согласились обменять меня на воду,
Ведь нет в стране моей источников других.
Но я свое согласье не давала —
Как можно жить с чудовищем таким?
Тогда он принял вновь драконий облик,
Хотя, по правде, зверем был всегда.
И он пожрал весь скот четырехногий,
Как воду сквозь соломинку всосал.
И снова требовал меня себе в награду.
Мои родители тогда затосковали,
Но только пуще зверя разожгли.
Он угрожал мне, но не мог меня заставить,
Любая участь лучше, чем такая!
Кошмар такой ужасней, чем во сне.
Тогда сожрал он весь народ: детей и взрослых,
Мужчин и женщин, старых, молодых…
Всех пропихнул он в свой желудок мерзкий,
Переварил их всех до одного.
Моих родителей он тоже проглотил:
Царя с царицей съел урод проклятый!
Такая мука мне и горе от потери,
Как дальше жить и где конец страданьям?
Совсем одна без счастья и надежды,
Хотя ко мне он уваженье проявил:
Он съел моих родителей отдельно,
Их не смешав с толпой иных страдальцев,
Простых и благородных. Как же он не лопнул!
Вонючее нутро его огромно.
Опустошив страну, дракон меня хватает
И пробует принудить ко всему,
Что мне противно, и тогда на пытки
Дракон обрек меня, но я и в муках
Сумела девственность свою сберечь».
Драконы и их истребители в эпоху позднего Средневековья
Плененный дракон на иллюстрации Asanee Srikijvilaikul
К XII в. драконы занимали особое место в литературе средневековой Европы. Целое тысячелетие в воображении христиан они олицетворяли дьявола, который когда-то в виде змея искусил Еву и заставил ее совершить поступок, имевший ужасные последствия для всего человечества. Во времена более позднего Средневековья дракон превратился во врага человечества и в первую очередь христиан, что отразилось в легендах и песнях, воспевающих добродетели святых и героев. В этих рассказах храбрые рыцари и святые девы побеждали дьявола в облике дракона силой меча и крестного знамения.
Подобно раннехристианским авторам, рассказчики и сочинители песен позднего Средневековья не наделяли образ дракона особой значимостью и глубиной. Эти чудовища выглядели как огромные рептилии, обладали мощными челюстями, крыльями и хвостами, огненным дыханием и ядовитыми зубами. В тот период подобное описание драконов было привычным, читатели не нуждались в дополнительных изысках. Символическая сила дракона намного превосходила исходящую от него физическую угрозу. Несомненно, читатели могли содрогаться при мысли о змееподобных существах, более крупных и опасных, чем любое животное, с которым они когда-либо сталкивались, но литературная ценность дракона заключалась прежде всего в его иносказательном значении. Когда святые и крестоносцы убивали этих чудовищ, они не только избавляли крестьян от опасности, но и побеждали ложные верования, противоречащие христианству, они гасили огонь человеческой похоти и помогали людям избегать ловушек, расставленных самим дьяволом.