«Говорят, — вспоминал Пу И, — что первыми пожар обнаружили пожарные команды итальянской миссии. Когда они подъехали к воротам Запретного города и стали звонить, стража у ворот еще ничего не знала. Пожар тушили всю ночь. Тем не менее, большой участок около дворца Цзяньфугун, включавший множество дворцовых помещений, превратился в груды пепла. Именно в этих помещениях хранилось больше всего драгоценностей. Сколько вещей погибло во время этого пожара, остается загадкой и по сей день. В наспех составленном списке, который потом опубликовал Департамент двора, было сказано, что сгорело и испорчено 2665 золотых будд, 1157 свитков надписей и картин, 435 антикварных изделий, несколько десятков тысяч древних книг». Позднее один из пекинских магазинов за 500 тысяч юаней купил право на вывоз золы, оставшейся от пожара, из которой впоследствии было получено свыше 17 тысяч лянов золота. Остатки золы по приказу Департамента двора были собраны в льняные мешки и затем розданы служащим Запретного города. По воспоминаниям императора, один чиновник рассказал ему, что его дядя преподнес ламаистскому монастырю Юнхэгун в Пекине и храму Болинъсы по два золотых алтаря, имевших в диаметре и в высоте около одного чи. Они были сделаны из золота, сохранившегося в этих мешках с золой.
Вскоре в одном из помещений Восточного двора, около палаты Янсиньдянь загорелось окно. К счастью, пожар был обнаружен сразу, и смоченный керосином комок пакли не успел разгореться.
Пу И решил дознаться, кто устраивает пожары, скрывая свои преступления. Он еще раз прочел «Наставления предков», которые лежали в его спальне, в которых говорилось, что императоры Юнчжэн и Канси советовали своим потомкам никому не доверять, особенно евнухам. Пу И решил тайком подслушать разговоры молодых евнухов. И однажды под окном дома, где они жили, император услышал, как евнухи сплетничали о нем, сетуя на то, что его характер портится день ото дня. В тот вечер, когда в дворцовом кабинете возник пожар, Пу И снова отправился слушать, что говорят евнухи, и неожиданно узнал, что в поджоге они обвиняют его.
Как раз в это время во дворце было совершено новое злодеяние. Один из евнухов был наказан по доносу главным управляющим за какой-то проступок. Однажды утром, воспользовавшись тем, что доносчик еще спал, евнух проник к нему в комнату, насыпал ему в глаза негашеной извести, а затем исполосовал лицо бритвой. Все это подвигло Пу И на решение распустить евнухов, то есть изгнать их из дворца.
Это решение императора было для евнухов громом среди ясного неба. Согласно его приказу, во дворце должны были остаться только около 170 евнухов, которые служили у двух наложниц-матерей, остальные же должны были уйти. В тот же день под сильным проливным дождем евнухи покинули дворец через ворота Шэньумэнь.
Жизнь евнухов низших рангов была горька. Они постоянно недоедали, терпели побои и наказания, а в старости им не на кого и не на что было опереться. Жить им приходилось лишь на подачки, и если евнуха выгоняли за какой-нибудь проступок, его ожидали нищенство и голодная смерть.
Евнухи, которые прислуживали императору и императрице, должны были соблюдать особую чистоту, часто подстригать ногти на руках, постоянно мыться и менять одежду, ибо из-за своего недуга они нередко страдали недержанием, и если несколько дней не мылись, от них исходил дурной запах.
Однако на территории императорского двора при последней династии, как ни странно, не было купален и бань для евнухов. Кстати, во дворце не было даже специальной купальни или бани и для императрицы. Раньше, во времена династии Мин, во дворце было специальное управление Хуньтансы, которое занималось мытьем евнухов. Но в эпоху Цин дворцовые купальни переместились на улицы. Находившаяся на северном конце улицы Бэйчанцзе купальня стала специальной баней для евнухов. Эту баню, как рассказывали, открыл некий господин Лу, начальник евнухов павильона императрицы-матери Цзинъи. Входить туда посторонним запрещалось. Всех евнухов там называли господами (простолюдины обычно называли евнухов «почтенными господами» — дядюшками (лаогун), однако евнухи не любили такого обращения, ибо на пекинском диалекте оно созвучно слову «ворона» (лаогуа), и требовали именовать себя «покинувшими дом»). Служащими бани тоже были евнухи. Они делали своим клиентам массаж и обтирание мокрыми полотенцами. Поскольку и посетители, и служащие были оскопленными, никто не смеялся над их увечьем, что нередко бывало в иных ситуациях.