Сон темный
Рассказывают, что известный нам праведник-даос, умея распознавать свойства разных явлений, стал предсказателем судеб. Он долго скитался по «рекам и озерам», пока не оказался как-то раз в столице, где ему удалось вызволить из беды евнуха Вэя. Однако сянши сумел разглядеть отблеск злой звезды на челе скопца, и тогда он решил сделать из евнуха добронравного мужа. Он подарил Вэй Чжунсяню сто серебряных лянов, дабы тот излечился от ядовитых нарывов и струпьев. Словом, праведник поддержал Вэя, полагая, что тот займется своим исправлением. Сам же он, уйдя в Южные горы Чжуннаньшань, полных тридцать лет совершенствовал себя, дабы познать Дао-Путь и обрести искусство бессмертных сяней. Праведник никак не думал, что злодей Чжунсянь, человек поганый и ничтожный, почуяв полную свободу, превратится в алчного тигра или волка, которой станет пожирать мужей верных и достойных. И тогда даос отправился к Вэю, чтобы усовестить его и сказать, что ему пора отрезветь. Тот же, убоявшись, что праведник, разоблачив его, тем самым погубит, задумал даоса убить. Однако предсказатель в присутствии трех сановников-гунов и девяти министров двора, а также восьми глав ведомств и чинов двух дворцовых ямыней обрушил на злодея свои укоры и брань, после чего, охваченный гневом, взмахнул рукавами халата и вознесся в небесные дали. Через какое-то время даос узнал, что злодей наложил на себя руки. Однако при дворе решили учинить над телом скопца жестокую казнь. Вот тогда даос вновь появился в уезде Фуцю, дабы самому присутствовать при расчленении плоти. Впрочем, мы рассказывать об этом подробно не будем. Итак, злодей Вэй Чжунсянь и его ученик Цуй (он же его названный сын) наложили на себя руки, то бишь повесились. Согласно закону, оставлять тела злодеев в цельном виде не полагалось, а потому последовал верховный указ, повелевающий девяти министрам, служащим из трех судебных управ и двух дворцовых ямыней совместно составить документ, в коем поминались имена Вэй Лянцина и других мужей, которые должны дать показания о всех деяниях, которые произошли не так давно. Затем последовал указ, в коем говорилось: если некий чиновник творит непотребные действия, он достоин казни. Кроме ножа и пилы — другого наказания нет! Вэй Чжунсянь, пользуясь благоволением усопшего владыки, сковал своею силой не только двор, но и все, что находится за его пределами. Злодей вступил в сговор с наложницей Кэ и лукавым глазом смотрел на то, что делается во внутренних покоях. Однако главным его прегрешением было то, что он обрушился на славного Чжан Гоцзи и, надев на сановника кангу, тем самым погубил множество человеческих жизней. Собрав вокруг себя стаю псов и коршунов, он попытался поколебать жизнь внутри дворца. Питая неприязнь к двум фавориткам государя, Чэн-фэй и Юй-фэй, он, подделав государев указ, лишил их титулов и званий, а потом, жестоко опозорив, подверг смерти. Знал ли об этом там наверху наш государь-владыка и что же думал он о своих подданных? Так получилось, что людей, способных что-то сказать, забили батогами, а крупные вельможи погибли в узилище. Что до «чинов охранных», то бишь чжухоу, то они нашли свою смерть на городских площадях и торжищах. И вот тогда повсюду появились стражи в красных одеяниях, которые пугали людей на всех дорогах, распространяя тайные указы, от коих ноги у людей тяжелели. В пределах всех морей стали воздвигать кумирни в честь Вэя, а храмы Чистого владыки Куна[109] наполовину сократились. Казенные дела украсились песнопением льстивых словес, как будто весь наш мир пророс густою дикою травою… Этот человек вознес до небес себя, назвав верховным гуном. За какие подвиги и славные деяния ему дарили землю и знаки славы — связки тростника?![110] Он приблизил к себе бесстыдных грязных хоу, повышая их в званиях и чинах. Он продвигал своих людей, близких его сердцу и нутру, дабы они повсюду смогли проявить свои власть и силу. Он ходил свободно чрез Запретные ворота, а охраняли его отряды воинов. В его личных поместьях стояли боевые кони и находились смертники-солдаты. Люди на всех дорогах знали, что где-то здесь витает дух злодея Сыма Чжао[111]. Он постоянно строил козни и чинил обман: ничуть не менее того, когда оленя называют иноходцем[112]. А потому Небо повелело его казнить, да побыстрее, а тело расчленить на множество кусочков!
Древний расписной сосуд из керамики.
111
Сыма Чжао — полководец эпохи Троецарствия (III в.), отличавшийся крутым и свирепым нравом.
112
«Оленя называют иноходцем» означает намеренно запутать и обмануть собеседника. История восходит к эпизоду, рассказанному историком Сыма Цянем о сановнике Чжао Гао, который умышленно назвал оленя лошадью, чтобы проверить тех, кто его поддерживает в осуществлении его планов.