— Правильно, правильно, — ответили вечно голодные молодые волки. — Слушайте Багиру. Детёныша можно купить за известную цену. Так говорит Закон.
— Я знаю, что не имею здесь права голоса, а потому прошу у вас позволения говорить.
— Говори, — послышалось двадцать голосов.
— Позорно убить безволосого детёныша. Кроме того, он может вам пригодиться, когда вырастет. Балу говорил в его пользу, а если вы согласитесь принять человеческого детёныша, я к словам Балу прибавлю только что убитого мной молодого и очень жирного быка, который лежит меньше чем в полумиле отсюда. Трудно ли принять решение?
Поднялся гул голосов, звучало:
— Стоит ли рассуждать? Он умрёт от зимних дождей; солнце сожжёт его! Какой вред может принести нам безволосая лягушка? Пусть себе бегает со стаей. А где бык, Багира? Примем детёныша!
И все закончил глубокий лающий голос Акелы:
— Смотрите хорошенько, смотрите хорошенько, о волки!
Внимание Маугли по-прежнему привлекали камешки; он даже не замечал, что волки один за другим подходили и осматривали его. Наконец, все спустились к убитому быку; на Скале Совета остались только Акела, Багира, Балу, волки усыновители Маугли, а в темноте все ещё раздавалось ворчание Шер Хана, который сердился, что ему не отдали мальчика.
— Да, да, реви хорошенько себе в усы, — сказала Багира, — придёт время, когда человеческий детёныш заставит твой голос звучать другим образом. Это будет так, или я ничего не знаю о людях.
— Вы хорошо сделали! — сказал Акела. — Люди и их щенята очень умны. Со временем он сделается нашим помощником.
— Конечно, он сделается твоим помощником в тяжёлую минуту; ведь никто не может надеяться вечно водить стаю, — заметила Багира.
Акела ничего не сказал. Он думал о времени, наступающем для каждого вожака, когда его силы уходят и он все слабеет и слабеет, пока, наконец, стая не убивает его и не является новый вожак, которого в свою очередь тоже убьют.
— Уведи его, — сказал Акела Отцу Волку, — и воспитай его в правилах Свободного Народа.
Таким-то образом Маугли был введён в сионийскую волчью стаю, благодаря внесённой за него плате и доброму слову Балу.
Теперь вам придётся перескочить через десять или одиннадцать лет и самим угадать, какую удивительную жизнь Маугли вёл среди волков, потому что, если бы описать её, это наполнило бы множество книг. Он рос вместе с волчатами, хотя, понятно, они сделались взрослыми волками, когда он ещё оставался ребёнком. Отец Волк учил его ремеслу и говорил обо всем, что находится и что происходит в джунглях; наконец, каждый шелест в траве, каждое лёгкое дыхание жаркого ночного воздуха, каждое гуканье совы над его головой, легчайший скрип когтей летучей мыши, опустившейся на дерево, каждый плеск прыгающей в крошечных озерках рыбы, все для мальчика стало так же важно и понятно, как конторская работа для дельца. Когда Маугли не учился, он сидел на солнце, спал, ел и опять спал; когда он чувствовал себя грязным или когда ему бывало жарко, он плавал в естественных лесных прудах; когда ему хотелось меду (Балу сказал мальчику, что мёд и орехи так же вкусны, как и сырое мясо), он взбирался за ним на деревья. Подниматься на высокие стволы его научила Багира. Лёжа на высокой ветке, пантера кричала: «Сюда, Маленький Братец», и в первое время Маугли прижимался к сукам, точно ленивец, но со временем стал перекидываться с одной ветки на другую, почти со смелостью серой обезьяны. Во время собраний стаи он занимал указанное ему место на Скале Совета и в это время открыл, что когда ему случалось пристально смотреть на какого-нибудь волка, тот невольно опускал глаза. Узнав это, Маугли стал в виде забавы впиваться взглядом в глаза волков. Иногда он вынимал длинные шипы, засевшие между пальцами его друзей, потому что волки страшно страдают от шипов и колючек, попавших в их кожу. По ночам мальчик спускался с горного откоса к возделанным полям и с большим любопытством смотрел на поселян в их хижинах, однако не доверял людям, так как Багира однажды показала ему до того хитро спрятанный в заросли ящик с падающей дверцей, что он чуть не попал в него. Тогда пантера сказала ему, что это ловушка. Больше всего Маугли любил вместе с Багирой уходить в тёмную, тёплую гущу леса, спать там целый день, а ночью наблюдать за охотой чёрной пантеры. Голодная, она убивала все, что ей попадалось навстречу, так же поступал и Маугли… с одним исключением. Когда он подрос и его ум развился, Багира сказала ему, чтобы он не смел трогать домашнего скота, так как его жизнь купили ценой жизни быка.
— Вся заросль твоя, — сказала Багира, — и ты можешь охотиться на всякую дичь, которую ты в состоянии убить, но в память о быке, заплатившем за тебя, никогда не убивай или не ешь ни молодого, ни старого домашнего скота. Таков Закон Джунглей.
И Маугли свято повиновался. Он вырастал, делался сильным, как это было бы с каждым, не сидящим за уроками мальчиком, которому не о чем думать, кроме еды. Раза два Мать Волчица сказала ему, что Шер Хану нельзя доверять и что он когда-нибудь должен убить Шер Хана. Молодой волк ежечасно вспоминал бы о совете Ракши, но Маугли позабыл её слова, ведь он был только мальчик, хотя, конечно, назвал бы себя волком, если бы умел говорить на каком-нибудь человеческом наречии.
Шер Хан вечно попадался на его пути, потому что Акела постарел, стал слабее, и теперь хромой тигр подружился с младшими волками стаи и те часто бегали за ним; Акела не допустил бы до этого, если бы прежняя сила дала ему возможность как следует проявлять свою власть. Кроме того, Шер Хан льстил молодым волкам и высказывал удивление, что такие прекрасные молодые охотники добровольно покоряются полуживому вожаку и детёнышу человека.