65. О, сколько оставил он тут слов против самого себя! Впрочем, они вполне вяжутся с его прочими воззрениями: ведь где-то он уже определил человеческое совершенство и мудрость как всезнание[674]. <...>
...А калабриец Варлаам-монах, безрассудно и самовольно зыблясь на лучине высокомнения о себе и гордясь своею философиею, вооружился против выспреннего и истинного любомудрия, против учения Духа. Притворившись учеником, он некогда коварно пришел к неким у нас монахам, которые, провождая житие безмолвное и всех других приветствуя: «радуйтесь», – с одним Богом беседуют, и между ними рассчитанно пристал не к умнейшим, а к простейшим, но и от них скоро ушел и письменно похулил толки их.
Услышав от них, что те, у которых сердца очищены исполнением заповедей Божиих, таинственно и неизглаголанно сподобляются озарений божественных, Варлаам этот обвинил их в том, что они признают причастие самого существа Божия. Когда же они отвечали ему, что причаствуется не существо это, а вечная, несозданная и боготворящая благодать Духа, тогда взвел на них обвинение в двубожии и, даже явившись в церковь, поведал это и нашей мерности, винил наипаче честнейшего иеромонаха кир Григория Паламу и требовал, чтобы все они позваны были в священный и божественный собор наш. Но когда они призваны были, то сам он не явился, оправдываясь тем, что в соборе не было царя[676], а на самом деле боясь обличения. Потом собор открыт был в знаменитом храме премудрости Бога-Слова, в присутствии царя, его синклита и немалого числа честнейших архимандритов и игуменов и граждан. Введен был туда и Варлаам. Ему предложили высказать и доказать все, что у него есть на уме против монахов, живущих в безмолвии. Но он, оставляя это в стороне, требовал прежде всего решения вопросов и недоумений догматических. Тогда патриарх повелел прочитать в слух всех присутствовавших в соборе священные и божественные каноны, которыми воспрещено всем, кроме архиереев, рассуждать о догматах[677]. Затем были принесены и прочитаны сочинения Варлаама под заглавием «Против мессалиан» (так называл он безмолвников)[678], в которых он выражался о Фаворском свете между прочим так:» Свет, воссиявший на Фаворе, не был недоступный, не был истинный свет божества; он не только не превосходнее ангелов, но ниже и самого мышления нашего. Все мысли и умствования наши лучше этого света, который через воздух доходит до наших глаз, подчиняется силе чувствительности нашей и зрящим показывает только чувственные предметы, потому что и сам он веществен, является в пространстве и времени, окрашивает воздух и то сгущается и является, то разрешается и ни во что обращается, будучи призраком, дробью и летучкою. Да и видели его люди, еще не восприявшие священных энергий, еще не очищенные, несовершенные и при самом видении, какое было на Фаворе, еще не сподобившиеся понимания боговидений. Итак, те, которые говорят, что оный свет превосходит ум и есть истинная существенность и тому подобное, заблуждаются и, не зная ничего лучшего, кроме видимых красот, вводят в Церковь вредные догматы, как нечестивцы».
Такие рассуждения Варлаама собор признал противными вещаниям святых отцов о Фаворском свете; и эти вещания их были прочитаны в слух всех. <...> Кроме сего, в сочинениях Варлаама указаны были нападки на особенности безмолвииков и на обычную у них и у всех христиан молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя»[679], – произносимую с вдыханием воздуха внутрь себя. По словам Варлаама, наставник этих безмолвников[680], по примеру богомилов, научил их говорить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», а не: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас»[681], как говорят все христиане, и даже отменил «Отче наш», считая эту молитву и все прочие излишним многоглаголанием. <...> Итак, оказалось, что Варлаам неправославно и хульно говорил и писал о Фаворском Божественном свете и о священной молитве, часто произносимой монахами; монахи же оказались невиновными, так как они содержат предания и учения о сем святых отцов, что и исповедали они и подтвердили. Поелику же Варлаам испросил у них прощение, то мы объявляем, что если он истинно покается и исправится и никогда не будет ни говорить, ни писать о сем, то благо ему будет; в противном случае будет отъявлен и отлучен от святой, соборной и апостольской церкви Христовой и от православного единства христиан... 6849[682], месяца июля, индикта 9-го.
675
Перевод еп. Порфирия (Успенского); текст приводится по изд.: Порфирий (Успенский), еп. История Афона. Ч. III: Афон монашеский. Судьба его с 811 по 1861 г. Отд. II / Под ред. П. А. Сырку. СПб., 1892. С. 241 – 245, с изм.
678
Приведем замечание А. Г. Дунаева о происхождении топоса обвинения в мессалианстве в паламитских спорах: «Дошедшие до нас свидетельства о ереси мессалиан, собранные у М. Кмоско, не содержат утверждения о причастности божественной сущности. Наиболее близки к высказыванию свт. Григория Паламы сведения Тимофея Константинопольского (а за ним – Евфимия Зигабена), что, по мессалианам, божественная природа легко изменяется и превращается во что угодно, чтобы смешаться с достойными душами, и наоборот, душа, достигшая бесстрастия, превращается в божественную природу, однако это мнение представляется лишь косвенной аналогией с тезисом о причаствуемости божественной природы. Возможно, убеждение в мессалианском характере подобного тезиса возникло во время первой фазы паламитских споров в связи с обвинениями Варлаама, однако уничтожение сочинений калабрийца не дает возможности сказать здесь что-то определенное» (Святитель Григорий Палама, архиепископ Фессалоникийский. Полемика с Акиндином / Издание подготовил А. Г. Дунаев. Святая гора Афон, 2009. С. 202).
679
Данная формула Иисусовой молитвы в виде «Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Сыне Божий, помоги мне!», вероятно, восходит к IV в.
681
Формула Иисусовой молитвы понималась в византийском христианстве в том числе и как краткий Символ веры и обличение основных ересей. Р. Синкевич указывает (Sinkewicz R. Е. An early Byzantine Commentary on the Jesus Prayer: Introduction and Edition // Mediaeval Studies. 49, 1987. P. 212), что наиболее авторитетное ко времени паламитских споров анонимное толкование слов Иисусовой молитвы (восходящее к VII – VIII вв.) имело в виду слова «...Боже наш» вместо «...Сыне Божий», и, вероятно, именно на это толкование, как предполагает Синкевич, опирается Варлаам. Собственно слова «Боже наш...» в формуле Иисусовой молитвы, согласно этому толкованию, обращены против христологических ересей, см.: «...В нем [стихе молитвы] каждое слово исполнено догматическим смыслом, Господними заповедями и богочестием... Через слово „Боже” он обращает вспять Феодора, епископа Фаранского, Гонория Римского, Сергия и Пирра, Петра Трусливого и всех, иже с ними, показывая пустословие дерзающих говорить о слиянии и одной особой природе, и одной воле, и одном действии. Являя неслитной Божественную природу, а тем самым и человеческую, [этот стих] утверждает две сущности, соединенные вместе в одной ипостаси» (Византийские догматические толкования на Иисусову молитву / Предисл. и послесл. А. Г. Дунаева; пер. с древнегреч. и примеч. В. Г. Пат-рина и А. Г. Дунаева // Богословские труды. 41, 2007. С. И). Однако формула молитвы со словами: «...Сыне Божий», употребление которой критиковал Варлаам, была наиболее распространена в XIV в. среди исихастов, что, по всей видимости, было неизвестно Варлааму.