Скажем теперь кратко об учении Ария. Согласно Арию, Сын – «совершенный Бог», однако Бог не в онтологическом смысле, но по чести, т. е. по сравнению с другими тварями[44]. Арий отстаивает волюнтаристское понимание способа происхождения Сына: Сын не «рождается» Богом, но Он сотворен Его волением. Ариане в основном не различали «рождение» и «сотворение»; два греческих слова: γεννητὁς (от γεννηαω: производить, рождать) и γενητὁς (от γἰγνομαι: возникать, становиться) могут пониматься как синонимично, так и нет. Общеарианская тенденция заключается в том, чтобы отождествлять, когда речь идет о Сыне, γεννητὁς и γενητὁς, что подразумевает тварность Сына (т. е. если Сын «рожден», то значит – «сотворен» ). Тенденция православных церковных писателей в ходе полемики с арианством заключалась в разотождествлении этих понятий и в употреблении γεννητὁς для указания на вечное рождение Сына Богом-Отцом, не допуская приложения этого понятия к тварному миру, а γενητὁς – для указания на тварное сущее, не прилагая Его к Богу-Сыну.
Для Ария является равно неприемлемым и положение, согласно которому Сын рождается непосредственно от Бога (что означало бы, что Сын – Его часть), и положение, согласно которому Сын произведен из некоего бесформенного подлежащего субстрата; следовательно, по мысли Ария, Сын произведен «из не-сущего ( έξ οὐκ ὅντων)». Таким образом, согласно Арию и его сторонникам, едино-сущие Отца и Сына предполагало бы наличие некой общей сложной составной – а значит, и материальной – сущности, и рождение Сына приводило бы к отделению части ( μέρος) этой сущности, в частности, из этого ариане и заключали, что у Бога и Христа разные сущности; а значит, последний является тварью. Позиция, согласно которой Бог и Христос являются единосущными, приписывалась Арием манихейской доктрине, и, соответственно, признающие единосущие обвинялись арианами в манихействе.
Арий утверждал, что Сын – посредник между Богом и тварью. Сын – особая тварь, первый среди тварей. Тварность Христа подразумевает Его изменяемость, Его способность к выбору зла, и Арий признает это. Признание этого необходимо также исходя из сотериологических соображений – потому, что Христос как Спаситель, согласно арианам, должен быть «одним из нас», чтобы мочь спасти тех, кто одной с Ним природы. С другой стороны, как космический посредник и представитель Божией воли в тварном мире, Христос должен быть благим. Эта дилемма разрешается в учении Ария несколько искусственным путем: Арий признает, что Сын предузнан Богом в качестве имеющего постоянство благой воли; т. е. по Своей природе Сын изменяем ко злу, по Своему же реальному волевому устремлению, поскольку Бог предвидел неизменность воли Сына, – Он неизменно благ. «Человеческое измерение» христологии Ария, находящееся в некотором напряжении в его системе с «космологическим измерением», не менее важно для Ария, чем последнее, так как оно является залогом арианской сотериологии. Эта двойственность взгляда на Христа у ариан проявляется в специфике их христологического учения, а именно в так называемой «Логос-саркс ( λόγος–σἀρξ) христологии». Согласно этой христологии, человеческая плоть во Христе соединена с Аогосом (Сыном) непосредственно, без посредства души. В чем-то подобная христология позднее будет иметь место у Аполлинария Лаодикийского и его последователей – аполлинариан.
Принятие этой «Логос-саркс христологии», подразумевающей отсутствие у Христа человеческой души, делало сам божественный Логос субъектом неукоризненных страстей и крестных страданий, что, согласно Арию, служило залогом спасения страстного и страдающего человечества. Однако в системе Ария нельзя говорить о воплощении Божества в собственном смысле: Христос не есть истинный Божественный Логос (Слово). Арий различал Слово и Премудрость, свойственную Богу, которую Бог имеет всегда, и Слово, произведенное этой Премудростью, которое является Словом и Премудростью по причастности к первому (это и есть Христос).
От избранных Божиих по вере[48], богоразумных, святых чад, правоверных[49], приявших Святого Божия Духа, причастников премудрости, мужей образованных, богоучимых и во всем премудрых научился я сему. По их единомысленно шествуя следам, пришел я, оглашаемый всюду, много пострадавший за Божию славу, и, от Бога научившись мудрости, уведал я ведение ( γνῶσιν έγώ ἔγνων). <...>[50] Бог не всегда был Отцом, но было, когда Бог был один и не было еще Отца; впоследствии же соделался Он Отцом. Не всегда был Сын. Поскольку все произошло из не-сущего и все происшедшее есть тварь и произведение, то и самое Божие Слово произошло из не-сущего; и было, когда не было [Слова], и не было, пока не произошло, и Оно имело начало создания. Один был Бог, и не было еще Слова и Премудрости. Потом, восхотев сотворить нас, создал одного некоего и наименовал Его Словом, Премудростью и Сыном, чтобы посредством Его сотворить нас. <...> Две есть Премудрости: одна собственная и сосуществующая ( τῇν ἰδἰαν καἰ συνυπαρχουσαν) Богу; Сын же рожден этой Премудростью и, как причаствующий ( μετέχοντα) ей, лишь наименован Премудростью и Словом. Ибо Премудрость от Премудрости осуществилась волей премудрого Бога. В Боге есть другое Слово кроме Сына, и Сын, как причаствующий Его[51], наименован по благодати Словом и самим Сыном. <...> Много есть сил, и как одна по природе ( φὐσει) собственно ( ὶδἰα) есть Божия и вечная сила, так Христос есть не истинная Божия сила, но Он есть одна из названных сил, между которыми и жуки, и гусеницы называ ются не только силою, но и силою великою (Иоиль 2: 25). Есть много и других сил, и они подобны Сыну, о которых воспевает Давид, говоря: «Господь сил» (Пс. 23: 10). И подобно всем этим силам, и само Слово по природе изменяемо, по собственной же свободе, пока хочет, пребывает совершенным; а если пожелает, может измениться, потому что Оно, как и мы, изменяемой природы. Потому Бог, предуведав, что Слово будет совершенным, предварительно даровал Ему ту славу, какую человек стал иметь впоследствии за добродетель; поэтому из-за дел Его, которые предуведал ( προέγνω) Бог, сотворил таковым, каким стало Оно ныне. <...> Слово – не истинный Бог; а если и называется Богом, то не истинным, а по причастности благодати; как все иные, так и Оно по имени только сказывается Богом. И как все чужды и неподобны ( ἀνομοἰων) Богу по сущности, так и Слово по всему неподобно Отчей сущности и свойств ( ἰδιοτητὁς); состоит же в свойстве ( ἴδιος) с произведенным и тварным и находится среди них. <...> То, как Отец существует ( ὐπἀρχει) невидимо ( ἀὁρατος) для Сына, и Слово не может совершенно и в точности ни видеть, ни знать Своего Отца; а что познаёт и видит, то знает и видит сообразно ( ανἀλὁγως) мерам Своим, как и мы познаём согласно собственным силам. Ибо и Сын не только не знает Отца в точности, ибо немощен, чтобы постигнуть ( καταλαβεἴν) [Его], но даже не знает Своей сущности Сын[52]. <...> Разделены по природе, разобщены, разлучены, чужды и непричастны ( ἀμέτοχοἰ)[53] одна другой сущности ( αἰοὐσἰαι) Отца, Сына и Святого Духа и до бесконечности ( έπ’ ἄπειρον) во всем неподобны между собою по сущностям и по славам. По крайней мере, Слово, что касается подобия славы и сущности, совершенно чуждо тому и другому – и Отцу, и Духу Святому. <...> Сын существует отдельно ( διῃρημένον), Сам по себе, и совершенно непричастен ( ἀμέτοχον) Отцу.
44
В рамках арианского дискурса имеется запрет на то, чтобы называть Христа «истинным Богом»; это выражение могло прилагаться только к Отцу. Однако иногда из политических соображений ариане могли поступиться этим принципом.
45
Вероятно, «Талия» была написана после отлучения Ария Александром Александрийским от Церкви, но когда Арий еще оставался в Александрии.
46
За основу для перевода всех нижеприведенных текстов Ария взято дореволюционное издание переводов творений свт. Афанасия: Творения иже во святых отца нашего Афанасия Великого, архиепископа Александрийского. Ч. 1–4. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1902 – 1903; этот перевод сверен Д. С. Бирюковым с греч. оригиналом и частично переработан.
47
PG 26, 20.42 – 24.31. Для этого фрагмента из «Против ариан» свт. Афанасия характерно то, что не всегда можно понять, где имеет место точная цитата из «Талии», а где пересказ свт. Афанасием того или иного положения из нее.
50
Здесь и ниже – обозначение слов свт. Афанасия наподобие: «Также здесь он говорит, что...» и т. д.
51
Обратим внимание, что здесь говорится о причастности Сына Премудрости и Слову, которые являются собственными для Бога, в то время как ниже в этом фрагменте речь идет о непричастности Сына Богу, а также о том, что сущности Отца, Сына и Духа непричастны друг другу. Исходя из этого можно предположить, что система Ария подразумевает, что в Боге имеет место непричастное и причаствуемое: Бог непричастен по сущности, но причаствуем по Своей Собственной Премудрости и Слову.
52
Отрывок от слов: «То, как Отец существует...» и до данного места близок к окончанию фрагмента, который приводит свт. Афанасий в «К епископам Египта и Ливии» (12) (см. ниже) от слов: «[То, как] Отец существует – неизреченно» и до конца этого фрагмента. Ср. также ниже во фрагменте в «Послании о соборах» (15) свт. Афанасия от слов: «Бог существует неизреченным для Сына» и до слов: «...знал Родшего через постижение». Возможно, здесь имеет место один и тот же первоисточник, по-разному переданный свт. Афанасием в различных сочинениях.
53
Отметим, что использование введенного Ямвлихом неоплатонического термина ἀμέθεκτος и его производных довольно необычно для богословской литературы до Пс.-Дионисия Ареопагита, который вслед за Проклом, в свою очередь следовавшем Ямвлиху, стал использовать триаду непричастное – причаствуемое – причастное. До Пс.-Дионисия же общая тенденция была такова, что отцы Церкви, опираясь на 2Пет. 1: 3 – 4, учили о причаствуемости сущности Божией обоживаемыми людьми (свт. Афанасий Александрийский, свт. Григорий Нисский, свт. Кирилл Александрийский, прп. Макарий Великий и др.; подробнее см. в статье «Св. Григорий Нисский. Полемика с Евномием» и отрывки из трактата свт. Григория Нисского « Против Евномия» в данном издании). В случае Ария, когда он ведет речь о непричастности Бога для Сына, а также о непричастности сущностей Отца, Сына и Святого Духа, возможно, имеет смысл говорить о влиянии неоплатонического философского языка, а именно, философской терминологии, разработанной Ямвлихом (см. свидетельства Про-кла: Толкование наТимей II, 105.16 – 28; 313.19 – 24).