Ребенок родился в январе. Страна все еще переживала последствия 11 сентября, и Аннабель была рада, что отпуск по уходу за ребенком избавил ее от читки новостей. Несколько месяцев после рождения сына Аннабель и Кенджи не включали телевизор и радио. Они укрылись в своем тихом мирке и подолгу лежали на боку в постели, положив между собой крошечного Бенни, как две круглые скобки вокруг звездочки.
(*)
Свернувшись вокруг малыша, они смотрели на него, приподнимая иногда его ручки и ножки, восхищаясь его пальчиками, животиком, пухленькими стопами, ямочками на локтях, крошечным заостренным пенисом. «Смотри! Смотри! – шептали они друг другу. – Какой он потрясающий!» Ушки его были как маленькие морские раковины, а кожа нежной, как шелк. Они изучали каждый дюйм его тела, обнюхивая его носами, прижимаясь к нему губами, восхищаясь его видом и запахами его младенческого совершенства. Это был ребенок их мечты. В нем не было никаких изъянов.
– Это сделали мы, – шептали они, – как такое возможно? – и это чудесное откровение наполняло их гордостью. Когда они смотрели, как малыш делает первые шаги и учится говорить, внезапная радость успеха ошеломляла их, они хватали друг друга за руки и, затаив дыхание, ждали, что произойдет дальше. Это было их личное «долго и счастливо», и они жили в нем, долго и счастливо.
Бенни
Ну, спасибо. Ничего себе. Знаю, знаю, я сам попросил, но в этот раз информации многовато, тебе не кажется?
В смысле, та часть, которая про меня, нормальная, но не надо рассказывать всему миру про сексуальную жизнь моих родителей. О некоторых вещах лучше молчать – особенно обо всей этой истории с ее отчимом. Если бы ты была ее книгой, это была бы другая история, и, возможно, в этом был бы какой-то смысл, но ведь ты моя книга, правда? Но это я так, к слову.
А вот та часть, как я слышал их пение, когда ещё был у мамы в животе, – это классно и очень по делу. Иногда мне кажется, что голоса, которые я слышу сейчас, как бы исходят от вещей, существовавших до моего появления на свет. Не знаю, как сказать. Они как случайные фрагменты ненужного кода, которые затерялись в складках моего мозга, но каким-то образом активизировались. Может быть, они есть у всех, а я их слышу из-за своей сверхчувствительности, понимаешь? Мой психолог говорит, что такое может случиться с человеком от горя.
Я начал их слышать не все сразу. Примерно год после смерти отца я слышал только его голос – он звал меня, как тогда в крематории, только это было среди ночи в моей спальне. Я просыпался оттого, что слышал, как он зовет меня по имени. Его голос звучал совсем рядом, понимаешь? Снаружи, но и внутри головы одновременно. Я подолгу лежал так в кровати, внимательно прислушиваясь, боясь пошевелиться или открыть глаза, потому что боялся увидеть его, но при этом боялся и не увидеть. В смысле, я все-таки хотел его увидеть, но только живым. Мне не хотелось видеть его мертвым, типа зомби или привидения. Когда я наконец заставлял себя открыть глаза, то ничего не видел, кроме темноты. Я лежал так, прислушиваясь и надеясь, что он скажет что-нибудь еще, но через какое-то время опять засыпал, а утром воспоминание о его голосе смешивалось с остальными снами и забывалось.
К концу того первого года его голос стал слабее, и я уже не часто его слышал. Куда он подевался? Однажды я пошел его искать. Раньше коробка с его пеплом стояла внизу рядом с его пластинками, но потом мама ее переставила, и мне пришлось перерыть весь хлам в ее спальне, пока я не нашел эту коробку в дальнем углу шкафа. Я решил, что маме все равно, поэтому взял коробку и поставил ее на книжную полку в своей спальне, рядом со старинным глобусом Луны. Когда я был маленьким, папа подарил мне этот глобус, чтобы рассказывать о Луне. Внутри глобуса была лампочка, и эта луна светилась, когда ее включали, но она уже давно сломалась. Отец много раз обещал мне, что починит луну, но так и не починил. А в ту ночь, когда я положил его пепел рядом с луной, она вдруг начала мерцать: вспыхивать и снова гаснуть. Странно, правда? Я в это время спал и проснулся от этих вспышек. Сначала я очень испугался, но потом подумал, что это, наверное, дух отца пришел сдержать свое обещание и пытается починить лампу, и успокоился. После этого, каждый раз, ложась спать, я желал отцу спокойной ночи и крутил луну, чтобы глобус поворачивался к его коробке какой-нибудь другой стороной. Мы с ним раньше так играли, крутили луну, кто куда попадет, и ему нравилось попадать на «темную» сторону, потому что он был художником. Это он так говорил. Я не очень-то понял, что он имел в виду. Отчасти я, наверное, надеялся, что он еще придет во сне поговорить со мной, но потом, когда начались другие голоса, я сдался. Они так шумели, что голос отца я уже не мог расслышать.