Да. Как-то так.
Выходит, голоса и начались примерно тогда, вскоре после гибели Кенни? Он попал под машину – точнее сказать, под грузовик. Кенни Оу был джазовым кларнетистом – правда, его настоящее имя было Кенджи, и мы будем называть его так. Играл он в основном свинг и биг-бэнд[1], на свадьбах и бар-мицвах, а еще в модных хипстерских клубах в центре города, где тусуются бородатые чуваки в порк-паях[2], клетчатых рубашках и потертых твидовых пиджаках Армии спасения. Так вот, он отыграл концерт, а потом выпил со своими друзьями-музыкантами, а может, курнул, или что-то в этом роде – совсем немного, но достаточно, чтобы не чувствовать необходимости сразу вставать, споткнувшись и упав в переулке по дороге домой. Он лежал недалеко от дома, всего в нескольких метрах от покосившейся калитки, которая вела к заднему крыльцу его дома. Проползи он ещё немного, и все бы обошлось, но он вместо этого просто лежал на спине, в пятне тусклого света от уличного фонаря, у мусорного бака Благотворительного магазина Евангельской миссии. Долгие зимние холода уже отступали, и в переулке висел весенний туман. Кенджи лежал там, глядя на луч света и роившиеся в нем крохотные капельки влаги. Он был пьян. Или под кайфом. Или и то, и другое. Свет был прекрасен. В тот день Кенджи поругался с женой. Возможно, он сожалел об этом. Может быть, он мысленно клялся, что исправится. Кто знает, что он там делал? Может быть, он заснул. Будем надеяться, что так. Во всяком случае, он ещё лежал там, когда примерно через час в переулок с грохотом ворвался грузовик оптовой доставки.
Водитель грузовика не виноват. Дорога в переулке была вся в выбоинах и колдобинах. На ней валялись полупустые мешки с мусором, объедки, промокшие тряпки и обломки бытовой техники, которые оставили там любители рыться в мусорных баках. Тусклым серым ранним утром, в туман, водитель не смог разглядеть во всем этом хламе стройное тело музыканта, которого к тому же успели облепить со всех сторон вороны. Вороны были друзьями Кенджи. Они просто хотели помочь, прикрыть его от холода и сырости, но все же знают, что вороны любят мусор. Стоит ли удивляться, что водитель грузовика принял Кенджи за мешок с отходами? Водитель ненавидел ворон. Вороны приносят несчастье, поэтому он направил грузовик прямо на них. В кузове были ящики с живыми цыплятами для китайской бойни на том конце переулка. Шофер нажал на газ и почувствовал, как машина подскочила, наехав на тело, взлетевшие вороны закрыли ему обзор, и машина, потеряв управление, врезалась в погрузочную площадку типографии «Вечное Счастье Лимитед». Грузовик опрокинулся, и ящики с цыплятами разлетелись в разные стороны.
Окно спальни Бенни выходило на ту самую мусорку, и он проснулся от птичьего гама. Он немного полежал, вслушиваясь. Хлопнула входная дверь. Потом из переулка донесся высокий тонкий крик – разматываясь, как веревка, звук дотянулся до окна и, словно живое щупальце, вцепился в Бенни и потащил его из постели. Бенни подошел к окну, раздвинул занавески и выглянул на улицу. Небо ещё только начинало светлеть. Он увидел опрокинутый набок грузовик: колеса его крутились, а все пространство вокруг него было заполнено летающими перьями и хлопающими крыльями. Хотя выросшие в клетках цыплята вообще-то не умели летать. Они даже не были похожи на птиц. Это были какие-то Трибблы[3] – маленькие белые существа, разбегающиеся во тьму. Тонкий крик натянулся, как проволока, привлекая внимание Бенни к его, звука и самого Бенни, источнику, призрачной фигуре, окутанной облачком святящегося тумана – его матери.
Она стояла там в ночной рубашке, одна в круге света от уличного фонаря. Все вокруг нее было в движении, птичьи перья кружились, как снег, но она стояла совершенно неподвижно – как окаменевшая принцесса, подумал Бенни. Она смотрела вниз, на что-то, лежащее на земле, и через мгновение он понял, что это что-то – его отец. Из окна спальни Бенни не видел его лица, но он узнал его ноги, они были согнуты и дергались так же, как когда Кенджи танцевал, только в этот раз он лежал на боку.
Мать сделала шаг вперёд и с криком «Не-е-ет!» рухнула на колени. Её густые золотистые волосы, ярко сиявшие в свете фонаря, рассыпались по плечам и заслонили голову мужа. Склонившись над ним, она пыталась приподнять его и причитала: «Нет, Кенджи, нет, нет, пожалуйста, прости, я не хотела…»
Слышал ли он её? Если бы он в этот момент открыл глаза, то увидел бы прекрасное лицо своей жены, нависшее над ним, как бледная луна. Может быть, он это увидел. Он увидел бы ворон, которые сидели на крышах и качающихся проводах и наблюдали за происходящим. А посмотрев через плечо жены, Кенджи, наверное, увидел бы и своего сына, глядевшего на него из далекого окна. Будем считать, что он все это увидел, потому что тут его ноги перестали дергаться и замерли. И если Аннабель в тот момент была его луной, то Бенни был далекой звездой, ярко сиявшей на бледном рассветном небе, и, увидев сына, он попытался приподнять руку и пошевелить пальцами.