Сидевший рядом с Джерсеном цимбалист пробормотал:
– Вы когда-нибудь видели подобное? Этот человек безумен, если устраивает такие представления.
– Будьте осторожны, – предупредил Джерсен. – Он слышит шепот, произнесенный десять минут назад на расстоянии мили. Пока он ведет себя еще прилично. Он в хорошем настроении.
– Надеюсь никогда не увидеть его в ярости. Программа продолжалась. Говард Хардоах изощрялся все больше. Он разошелся не на шутку.
Олимп Омстед назначила Говарду свидание в зоне отдыха Блинник-Понд. Говард протащился десять миль и ждал четыре часа только для того, чтобы увидеть, как Олимп приехала в компании с Гардом Форнблюмом.
– Теперь тебя отвезут в отдаленное место, – сказал Говард. – Ты подождешь до восьми часов утра, а потом прогуляешься пешком двадцать миль до реки Виггал. Но чтобы ты навсегда запомнила этот случай, я придумал еще одну шутку.
Мадам Олимп раздели до пояса, одну грудь выкрасили в ярко-красный цвет, другую в ярко-синий, а на живот поставили лиловую букву «Ф».
– Прекрасно! – воскликнул Говард Хардоах. – Теперь тебе будет трудно обманывать, пользуясь доверием молодых ребят.
Пока Говард сосредоточил свое внимание на Леопольде Фриссе, Олимп вывели из павильона и увезли на исходную позицию. Леопольд обучал молодого Говарда, как «поцеловать себя в зад». Теперь перед Леопольдом поставили в соответствующую позу шесть свиней, и он должен был целовать каждую в анальное отверстие.
Ипполиту Фауер, ударившую Говарда по лицу на парадном крыльце школы, отшлепали два телохранителя, пока маэстро Кутте играл на скрипке, чтобы заглушить ее крики. Опустившись на колени, он с трудом водил смычком по струнам.
Говард Хардоах с отвращением выхватил у него скрипку:
– Я выпил раз в пять больше тебя! Ты хвастался, что хороший музыкант, а не можешь играть, даже когда выпьешь чуть-чуть! Постыдился бы. Я сыграл намного правильнее в тот раз…
Он сделал знак телохранителям, и те опять начали хлестать Ипполиту, которая снова закричала, а Говард заиграл на скрипке. Он начал пританцовывать, продолжая игру, время от времени поднимая то одну, то другую длинную ногу и слегка притопывая ею, важно выступая вперед, подгибая колени. Его глаза были полузакрыты, а лицо – неподвижно.
Цимбалист смущенно повернулся к Джерсену:
– По правде говоря, он играет великолепно… Уверенно, заметьте. Как умело он акцентирует звук на криках женщины. Меня так и подмывает закричать «браво»
– Ему было бы приятно, – ответил Джерсен. – Но в целом, наверное, лучше не привлекать к себе внимания.
– Думаю, вы правы.
Мелодия отзвучала, и Ипполита в изнеможении вернулась на свое место. Настроение Говарда Хардоаха требовало музыки. Он повернулся к оркестру:
– Теперь все вместе, с огоньком, с переливами и без ошибок. «Удовольствия Петтивилла».
Джерсен толкнул локтем цимбалиста:
– Какая флейта?
– С медной каймой.
Говард Хардоах топнул ногой, оркестр начал играть. После первого куплета Говард потребовал тишины.
– Красиво, красиво! Кларнет, более резко! Эй, ты, на дудке, почему не играешь традиционного соло?
Джерсен изобразил смущенную улыбку:
– Я плохо знаю эту мелодию, сэр.
– Тогда ты должен практиковаться в игре на своем инструменте.
– Я сделаю все, что смогу, сэр.
– Еще раз, только поживей!
Мелодия была сыграна, а Говард Хардоах изобразил нечто напоминающее абсурдный танец.
Неожиданно он остановился, топнул ногой и воздел руки к небесам, размахивая возмущенно скрипкой и смычком:
– Что с дудкой! Эй, ты почему играешь не так, как положено? К чему это нелепое пи-па-па, пи-па-па?
– Видите ли, сэр, по правде говоря, я плохо играю на этом инструменте.
Говард Хардоах схватился за голову и в ярости сдвинул шляпу на затылок:
– Ты бесишь меня своим пи-па-па! И своим идиотским злым видом. Ребята, возьмите этого кретина и окуните его в реку! Мир станет лучше без таких музыкантов.
Телохранители схватили Джерсена, стащили его со сцены. Говард обратился к публике:
– Вы – свидетели важного события. Все люди делятся на три категории. Первая – личности, обладающие утонченным вкусом; вторая – вульгарная масса, которая служит сама себе примером; третья – никудышные выскочки, подражающие стилю лучших мира сего. К последним относится вот этот музыкант. Таких людей нужно вовремя останавливать! А теперь музыка! Кто хочет, может танцевать!
Два телохранителя вынесли Джерсена из павильона и потащили его по склону к реке. Третий шел сзади. Джерсену ничего другого и не надо было. Они спустились вниз, к лодочной стоянке, прошли в дальний конец, где волшебные фонари отражались в мелкой ряби темной воды.
Джерсена подняли за руки и за ноги. Он висел, безразличный и расслабленный.
– Считаем до трех и бросаем. Итак, начали!
– Начали, – сказал Джерсен, извернулся, вырвался из рук телохранителей, нанес стоящему слева страшный удар, сломав шею. Другого он ударил кулаком в висок и почувствовал, как треснула кость. Повернувшись и пригибаясь, он бросился под ноги третьему, который пошатнулся, потерял равновесие и упал назад, подставив под себя руки. Джерсен поймал его в захват, перевернул лицом вниз, наступил коленями на плечи, дотянулся до подбородка и, резко дернув голову вверх и назад, сломал хребет.
Тяжело дыша, Джерсен встал на ноги. Менее чем за три секунды он убил троих. Он взял одну из винтовок, пистолет, пару кинжалов, потом столкнул тела в реку и пошел назад к павильону.
Музыка прекратилась. Телохранители, поддерживающие связь по рациям, заметили непорядок на берегу.
Джерсен мельком увидел нескольких телохранителей, которые, пригнувшись, выбежали из павильона. Говард Алан Трисонг по-прежнему стоял на сцене и, нахмурившись, смотрел в сторону Джерсена, который поднял винтовку, прицелился и выстрелил как раз в ту минуту, когда Трисонг спускался со сцены. Говард подпрыгнул в воздухе, раненный в плечо. Джерсен выстрелил снова и поразил Трисонга в пах, заставив врага завертеться на месте. Потом Трисонг упал на пол и исчез из поля зрения.
Джерсен заколебался, заметался туда-сюда, подгоняемый желанием броситься вперед и убедиться в смерти мерзавца… Но опасность была слишком велика. Если Говард Трисонг только ранен, что вероятнее всего, Джерсена схватят и расправа окажется скорой. Больше ждать нельзя. Метнувшись в тень лиственниц, Джерсен обогнул павильон, выбежал на дорогу и спрятался среди стоявших машин. Показались трое телохранителей. Джерсен прицелился и трижды выстрелил. Три тела упали на землю.
Джерсен быстро вскочил на ноги и осмотрелся, надеясь увидеть Трисонга и добить его.
Но теперь опасность возросла еще больше. Поэтому Джерсен перебежал дорогу и спрятался в зарослях. Неожиданно гигантский силуэт заслонил звезды, зависнув над павильоном. Яркие лучи прожекторов осветили все вокруг… Скоро сканеры корабля начнут шарить по окрестностям. Джерсен решил больше не ждать. Он подбежал к берегу, прыгнул в воду и поплыл на север, стараясь как можно скорее выбраться из зоны действия детекторов.
Он переплыл реку и спустился еще на четверть мили вниз по течению, вылез на берег мокрый, как ондатра, и замер, вглядываясь во тьму на юге… Снова провал. Еще более горькая неудача. Второй раз он был близок к цели и опять только ранил противника.
Он смотрел на юг, где оставил раненого Трисонга с его телохранителями и кораблем. С корабля спустили подъемники и через минуту всех переправили наверх. Прожекторы погасили. Теперь корабль превратился в черную массу с линиями освещенных иллюминаторов по бортам. Он поднялся на тысячу футов и завис.
Мозг Трисонга, оказавшегося на борту корабля, наверняка не останется пассивным. Сигнал тревоги пришел с реки, куда телохранители потащили глупого музыканта… А кто был этот музыкант, которого профессор Кутте пригласил сыграть с оркестром? Несомненно, вопрос зададут Кутте, который живо расскажет все, что знает: музыкант с другой планеты, он хотел участвовать в празднике.