И только спустя минут пять он открыл глаза. И вздрогнул. Нет, такого не бывает…
Прямо перед ним на полу лежали солдаты, в расплывающихся матово-красных лужах. Четверо… Пятый сидел на полу между телами, обхватив руками голову и мерно раскачивался взад-вперед, как это делают сумасшедшие… У его ног дымился ствол выроненного автомата… Гордон, с трудом восприняв то, что только что увидел, опустил руки, которые все еще держал за головой. И мельком заметил на рукаве сидящего на полу нашивку. Это был ГО-шник. В этот момент тот тихо застонал, еще сильнее стиснув голову руками…
Гордон, перекинув связанные руки наперед, быстро нагнулся за автоматом и навел его на ГО-шника, который сидел все так же, не поднимая головы. И Фриман опустил автомат. Подошел к ГО-шнику и осторожно присел рядом с ним.
— Эй, ты! — неуверенно позвал Гордон, трогая раскачивающегося и стонущего ГО-шника за плечо, — Эй! Ты чего?
ГО-шник поднял на него лицо, скрытое маской респиратора, стекла которого уже запотели. Но даже через эту пелену Гордон увидел его глаза. Это были глаза испуганные, затравленные, полные слез. ГО-шник оглядел своих убитых им же товарищей и снова опустил голову на колени. Гордон снова потряс его за плечо, на этот раз сильнее.
— Эй! Да скажешь ты, что тут случилось, или нет?!
— Предательство, — вдруг прошептал ГО-шник, — Случилось предательство. Я убил членов ГО и Альянса. Я их предал.
— И что же с тобой случилось? — не смог сдержать сарказм Гордон, — Они тебя обижали, да?
ГО-шник посмотрел на Гордона и снова отвернулся.
— Почему ты не выстрелил? — вдруг спросил Фриман, — Почему не расстрелял меня?
— Да потому, что я больше не могу так…
— Как? — усмехнулся Гордон, но уже не так уверенно.
— Вот так, — ГО-шник кивнул на комнату с трупом женщины, — Надоело… Надоело все. Все эти крики, мольбы… Боль, кровь и страдания… Все, что я вижу каждый день… Я не знаю… я не знаю, зачем это все. Раньше знал. Теперь — не знаю…
Гордон с трудом подавил удивленный возглас. Не может этого быть! Или может? ГО-шник отрекся от своего дела? От Альянса? Он убил своих…
— Но тогда скажи, — начал Гордон неуверенно, — Зачем же все это? Зачем, если это все, если ты… Что ты раньше знал? Что, ты знал, зачем ты все это делаешь, знал высшую цель? Так?
— Д… да! — простонал ГО-шник, — Ты, тот кто убивает, даже не задумываясь, ты даже не представляешь, где я был, и что я видел! Сколько раз я думал над этим… Я предал своих… хотя какие они уже мне свои?!
— Я убивал, — сказал Гордон, — Только тогда, когда пытался спасти свою жизнь. Когда на меня открыли охоту, как на зверя… Но, если ты говоришь так… Тогда скажи, какого черта ты пошел в эту проклятую Гражданскую Оборону?
— Да что ты можешь знать обо мне! — крикнул ГО-шник, — Как ты будешь действовать, когда все, во что ты верил, превратилось в руины? Когда твоя родина обернулась тюрьмой… Когда прятаться уже некуда, и еды нет… Когда твоя жена покрывается язвами от плохой пищи и грязной воды… Я пошел в ГО… Я хотел только лучшей жизни для себя и своих детей, для моей Лизы.
Гордон вздохнул. Может, это плохо, но он понял. Может, это плохо, но человек перед ним сейчас перерождался.
— Но потом появилось подавляющее поле… — прошептал ГО-шник, глядя на убитых "товарищей", — Потом появилось сопротивление, появились допросы, аресты, избиения… смерть… Я не могу так…
— Тогда пойдем вместе, — тихо спросил Фриман, — Вместе, к свободе. Туда, где есть настоящие друзья. Настоящие, не эти…
ГО-шник посмотрел на него. Посмотрел и снова опустил голову. И тихо сказал:
— Как давно я не видел друзей… Да все мои друзья теперь желают моей смерти не меньше, чем все те, которых я замучил на допросах…
— Но всегда есть шанс вернуться, — сказал Гордон, — Ты это понял, и выстрелил в своих. Пойдем. Все, кто по-настоящему ценили тебя, они поймут. Человек может меняться…
Гордону показалось, что взгляд ГО-шника заблестел.
— Ты ведь человек, верно? — полушутливо осведомился Гордон.
ГО-шник покачал головой.
— Нет, — усмехнулся он и, отключив вакуумные зажимы, снял респиратор.
На Гордона смотрел мужчина лет сорока. Лицо его было бледным, глаза красными, грязные волосы спутались.
— Какой я человек? — горько спросил он, и Гордон отметил, что голос его оказался грубоватым, но спокойным, — Всем перед службой в ГО делают такую процедуру… Проще говоря, промывание мозгов. Всех нас специально модифицировали морально, на жестокость и безжалостность, верность Альянсу. Это мне потом приятель рассказал, он в ГО человек не последний… Всех нас модифицировали физически, мышцы наращивали… Я — не человек…