— Смотри, чтоб эти твои ладони не лезли куда не надо, — все же высказала Анна.
— Это мы бронированные да защищенные приедем, а они лошадок беззащитных постреляют! — словно и не слыша подругу, Алейна волновалась судьбой животинок, неповинных в лисьем раздрае.
— Не станут они неоседланных лошадей валить, больные что ль, — оторопел рейнджер. — Если бы всадник был, весь из себя опасный, тогда еще можно лошадь под ним подстрелить, а тягловую? Себе же потом возьмут. Ну, они так думают. Какой дурак выкинет два десятка собственных полновесных лиоров? Это же два месфца можно пить-есть или месяц дневать-ночевать в бедняцкой корчме с полным постоем. Для таких оборванцев вечно голодных, два месяца при жратве — вечность. В общем, самый верный вариант: в повозке прямо вплотную к ним подобраться. А потом как повыскочим, да как жахнем.
— Только их огнемаг шарахнет внутрь броневагона пламенным смерчем, — скривился Винсент. — В тесном пространстве мало не покажется.
— Ну какой смерч, откуда тут сильный маг в отряде? С бандитами скитается? — не согласился Ричард. — Вместо того, чтобы на барона или дюка работать, сокольское вино из серебряной чаши попивать?
— И для этого он должен в амбразуру попасть, — добавила Анна.
— Во-во. Пущай попробует. Я его поведу, а вы остальных на себя берите.
— Ну вообще-то, — возразила Анна, — огненного лучше давайте мне.
И покачала здоровенными броне-перчатками из опаленной стали.
— Ты чтобы его на грудь принять, должна вовремя перегородить и поймать заклинание!
— Ну и поймаю.
— А если не поймаешь? Поджарит всех изнутри.
— А если ты стрелой промахнешься? То же самое.
— Хватит спорить, мочите его оба, — глухо воззвал Дмитриус. Но в обоих смыслах, глухо.
— Мочить будут нас, потому что вторая магичка водная, — Винсент по-прежнему вел разведку. — Она зачем-то дождь над алтарем соткала.
— Хм, тогда я водяную, — задумался Ричард. — А ты огнивца.
— Я так сразу и говорила, что я его, а ты второго мага!
— Сразу ты не так сказала.
— А вы в курсе, «друзья», что вы ужасные спорщики? — приподняв одну выцветшую бровь, подвывающим хриплым голосом спросил Кел.
— Кто бы говорил!! — воскликнули в один голос сразу четверо, и Анна добавила:
— Если б ты остался в своем уме, мы бы еще спорили, стоит ли с ними вообще идти драться или нет.
— Я до сих пор и не понимаю, почему мы вообще должны идти к ним и драться.
— Гым-гым.
И вот так у Лисов регулярно.
— Потому что другой дороги к девятому Холму нет, вокруг дикие холмы и леса. Нам в любом случае придется ехать через их засаду, — усмехнулся Дик.
— Потому что мы защищаем Холмы, а патрулей сейчас нет и не предвидится, — вздохнула Анна. — Это и есть наши обязанности защищать Холмы и жителей окрестных земель. А сейчас некому вычищать мародеров, кроме нас.
— Потому что они взяли в плен друд, — добавила Алейна. — Надо вернуть их малому народцу. А почему это, кстати, «друзья»?! — возмутилась Алейна.
Кел опустил бровь.
— Потому что я еще не решил, доверять вашим словам или нет, — убийственно спокойно отозвался он. — Может, это вы меня заколдовали и прокляли, лишили памяти, а теперь с помощью манипуляции пытаетесь использовать в своих целях.
— Какой еще «манипуляции»? — не понял рейнджер, хоть и удивительно грамотный для лесохода, но с шибко умными словами все-таки не знакомый. — У нас есть маг мглы и жрица-целительница… но такого они не могут.
— Для этой способности волшебные силы не обязательны, — покачал головой маг, укоризненно глядя на Кела.
— Вы можете просто не понимать, что манипуляция возможна лишь с простыми людьми, — рассуждал тот, словно взвешивая эту неслабую гипотезу наедине с самим собой. — А попытка использовать того, кто сам умеет использовать, выйдет вам боком…
— Ээм, ты сейчас намекнул, что сам манипулятор и при случае собираешься нас обхитрить, — удивилась Анна. Хотя, свидетельствуя самоуверенность их Кели уже в течение долгого времени, могла бы и не удивляться. — Но как же ты сможешь это сделать, если ты уже вслух об этом заявил?
— Предпочитаю честное соперничество, — помолчав, буркнул Кел. — Потому что настоящему мастеру и не такие преграды по плечу.
Даже когда он едва не пересек смертельную черту, даже когда от его личности осталось так мало — но уж хвастовство-то осталось!
— Вы, светлые жрецы, все такие, — буркнул Ричард, слегка задетый за живое. — Всегда видите в людях плохое, потому что сами не так уж и чисты. Ты, между прочим, один раз содрал с крестьян в две шкуры, когда мы с учителем, совсем не светлые, им помощь оказали и всякой награды не требовали. А ты сказал, что раз у них есть возможность, то пусть помогают, чтобы мы не разорились и дальше творили добро.