— Даже если ты не врешь, то используешь вырванный из контекста один частный случай, в попытке спроецировать на меня ложную логику своего постулата, — не моргнув, сказал Кел.
— Чего, мать твою?
— Пытаешься вызвать во мне чувство вины и тем самым заставить поступить, как тебе нужно. А это само по себе уже подозрительно.
— Я просто пытаюсь показать, какие глупые у тебя мысли.
— Мои подозрения совершенно рациональны, — убежденно ответил Кел, обходя броневагон и рассматривая висящие на нем экспонаты. — Вот, например, ваши боевые трофеи, воинские щиты. Даже их наличие говорит многое о характере хозяев повозки. Если они отняты у побежденных врагов в качестве расплаты, то в лучшем случае, отъем такой важной и глубоко личной для каждого воина вещи, как его щит, характеризует вас как людей не кристальной доброты, а скорее недобрых и злопамятных. Если же, хуже, щиты сняты с трупов и развешены напоказ, что вы тогда за люди?
Все уставились на него с открытыми ртами. Нет, ну серьезно, что ли?!
— Совершенно рациональны, — повторил белый, словно убеждая сам себя.
— Слышь, рацион хренов, — покачал головой рейнджер, — глянь каждому из нас на правое плечо. Теперь глянь себе. Приметил?
Кел умильно косил глазами на серебряную бирку, взял ее двумя пальцами и подозрительным взглядом сравнивал с бирками остальных. Даже понюхал.
— Что это? Какая-то воинская отметка? Или награда?
— И то, и другое. И третье, знак братства, — ответила Анна, невольно сжав кулаки, ей внезапно и совершенно некстати вспомнилось, как два дня назад она умирала на Холме, чтобы могли жить остальные. — Мы «Лисы», ханта Мэннивея, одна из лучших, ну ладно, из неплохих хант. Это наш отрядный знак, и ты один из нас. Ты пришел в себя не без сознания, не валяясь на земле, а стоя на ногах, поэтому мы не могли навесить ее на тебя, пока ты валялся. Да и так просто ее не навернешь, она закрепляется, чтобы в бою не слетала. Подергай.
— Ты помнишь все из своей жизни, кроме всего, что связано с нами и со Странником, — добавила Алейна. — Потому что эту память и часть жизни отнял у тебя Безликий. Низверг. Сразу же после того, как мы пытались тебя защитить. Но он нас легко раскидал, выдрал из тебя кусок и ушел…
— Что за слово такое, «ханта», глупо звучит, — с раздраженным подвывом бросил Кел, зажатый в угол. Он не нашел в изложенном явных белых ниток и слабых мест, а потому переключил внимание на другое. — Но «Лисы», говорящее название, значит хитрые, пройдохи, в своей стратегии делающие упор на обман. Название так же вас выдает.
Это было уже слишком. Подвывающий меловой белец в поисках правды покусился на святое. Ну, почти святое, истинно святым была не ханта и даже ее название, а тот, в чью честь Лисы назвали себя.
— ЧТО? — возмутилась Анна, вот теперь уже реально заводясь. — За Лиса можно и в морду! Тем более, что ты к ударам нечувствительный, так что я с удовольствием!
— Спор!!! — гулко воскликнул Стальной, который помимо громогласной перепалки слышал, как учащенно стучат их сердца, а возможно, и как зудит уязвленная гордость.
— Мы не спорим, — отрезал Кел. — Мы дискутируем.
Но было видно, что он в замешательстве и понял, что перегнул палку. Если это действительно друзья, и они только что пытались его спасти, то нехорошо получилось. Какой бы незнакомой и странной не казалась эта компания и все происходящее, нужно не испытывать их терпение, а попробовать заново найти свое место. В этой, как ее… ханте.
— Пока мы тут дискутируем, они там лесной народец в жертву приносят, — Алейна закончила разговор самым простым способом из возможных: развернулась и прошла по дороге вперед, к лесу. Проходя мимо коней, щелкнула пальцем, переключив внимание на себя, чуть присвистнула, и тихим зовом повела их за собой. Тягловозы смирно двинулись за девчонкой, пофыркивая и глядя на нее с искренней привязанностью. Хотя и алая ягода сахры в награду за послушание питала симпатии коняг, но к Алейне звери тянулись как правило и без награды.
Ричард был рад уйти от спора, живо сел на козлы и слегка притормозил повозку, чтобы не способный к быстроходности Дмитриус залез и уселся рядом с ним. Анна уже давно была на крыше, но Книгу Холмов отодвинула, чтобы в нужный момент спрыгнуть внутрь. Винсент флегматично оставался на обочине до последнего, потом вошел в свою тень как в дверь, она скользнула по земле и втекла внутрь броневагона, где он спокойно и вышел, улегшись на собственную кровать.