— И в последний месяц их никто не защищает, — хмуро сказала жрица.
— Кланы уходили через Буки, может позабирали ценных мастеров и их семьи с собой.
— А остальных бросили на поживу разным бандам.
— Кучка из пяти бродяг, две из которых шлюхи, для поселка угрозы не представляет. Эй, вшивые, вы были в Буках? — спросил Ричард убойцев.
Те заухмылялись, закивали.
— Скольких убили?
— Да немного, — сказал риндан, — что мы, звери штоль?
— Никого! — громко выпалила Неженка. — Малёхо позабавились воины, не страшно, заживет.
Рейнджер глянул на молчащего Кела и кивнул.
— Еще как заживет, — согласился он. — Мародерскими шкурами перевяжут, ихней кровью раны залечат, после мести всегда заживает быстрей. Лесорубы, скорее всего, теперь на стреме, и заметят фуры гораздо раньше, чем те подъедут. И даже если они попытаются объехать Буки стороной, дровосеки сами на них нападут. Такую возможность они не упустят.
— Зачем тогда за фурами гнаться? — гулко проронил Дмитриус. — Ценностей нет, друд нет.
— Я это и говорю, незачем. Пускай едут, себе на гибель. А мы за главарем.
— Мы к девятому Холму, — тихо поправила Анна. — Презритель заждался, кто бы он ни был. Если Убой идет сбоку параллельным маршрутом, пусть Винсент держит над ним ворона. И когда мы выполним главную задачу, отвлечемся на него.
— Складно, — согласился рейнджер. — И так уже время потратили. Рыжая… на что ты с духами условилась?
— Они отпустят пленников, когда мы вернем двоих собратьев, которых похитили, — ответила жрица. — И приведем друдам человека, который принес в жертву их собрата.
Только Анна заметила, что молчаливая Гидра побледнела при этих словах. Выхватила-таки из разговора, не даром молчала и внимательно слушала. Ну да. К чему Убою пачкать собственные руки, скликая гнев духов на себя? Когда всегда есть кем пожертвовать. Девушка вспомнила «Королей и Низвергов», а вернее, оруженосцев да слуг.
— Что? — произнес вдруг Винсент. — Ооо…
Все уставились на мага, глаза которого заволокло мглой.
— Понятно, — кивнул тот через некоторое время. И, пожевав губами, заметил, — А этот Убой не промах.
— Чего он придумал? — нервно спросила Анна, которая все больше его ненавидела.
— Добрались они до кромки леса. Он приказал здоровяку, тащившему друд, раскрыть мешок.
— Выпустил? — догадалась Алейна.
— Угу. И убил здоровяка, меч в спину воткнул. Я высоко летаю и не слышу, чего он там сказал духам, но и без слов ясно. Дал понять, что их, друд, украл здоровяк. А он, Убой, спас и выпускает.
— Хитрый сукин сын, — скривился Ричард. — Знает, что в лесу друды его достанут. Сделает все, чтобы они не вредили ему. Будет примерным гостем.
— Зачем он вообще полез в лес? — удивилась жрица. — Тут же опасно и тяжело пробираться.
— А куда? Земли для него чужие, обратно по дороге мы, туда по дороге дровосеки. Только в зеленые холмы или в лес. В холмах его можно издали приметить. Выбор очевиден.
— К тому же, он понял, что мы вперед едем, — кивнула Анна. — Будет идти вдали от дороги и выслеживать нас на привалах. Чтобы украсть ее.
Последнее она сказала уже не понижая голоса, поэтому все услышали. Неженка словно и не поняла, ее губы мялись, сдерживаясь, чтобы не сказать лишнего.
— Конечно, — зато поспешил заверить и так слишком долго молчавший толстячок, — как он может не прийти за своею дочкой-то?
Все взгляды устремились на Лиллу шестнадцати лет, магичку воды. Она висела, кусая губы, и ни на кого не глядя.
— Теперь решим повисший между нами вопрос, — тяжело сказал Ричард. — Ты убедился, Келечка, что это за люди?
Молчаливый бело-черный нечеловек, стоявший все время в стороне, приблизился к висящим, заставив тех вздрогнуть. Пожилой лысоватый лучник зажмурился и едва слышно забормотал заговор против Хаоса.
— Ты был прав, — сказал Кел, как ветер провыл в пустой пещере. — Отребье. Потерялись в жизни, и непонятно, можем ли мы вернуть их на человеческий путь.
А отойдя от пленников, встав рядом с Лисами, тихо спросил:
— И что ты предлагаешь с ними делать?
— Зачем спрашиваешь, когда понимаешь? — проронил Дмитриус, тоже понизив голос.
Он говорил без единого движения, не как живой человек. Живые говорят всем телом, как дышат, разговор это движение. А Стальной издавал ровный и мерный звук, и получалось, что из мертвой железной статуи откуда-то из неизвестного далека доносится живая человеческая речь. Как из другого мира, и в том измерении он был совершенно одинок, лишь иногда пробиваясь к своим. Лисы привыкли, но все равно это немного жутко, даже когда ты привык.