— Тут магический запор! В виде книги… Не сдвигается, попасть внутрь не могу!
Все их оружие лисы спрятали в подпол броневагона.
— Карл! Разведай отход, если чисто, не возвращайся, жди на тропе к схрону. Вирга, лезь повыше и сигналь, когда только будут спускаться! Если уже спускаются, сразу назад.
Юноша послушно метнулся выше, к густой кольцевой роще, окружающей семидесятый Холм. Карл с привязанной к груди рукой припустил по дороге, ведущей вглубь древней земли.
Ганс Штайнер подбежал к Алейне, перевернул ее с боку на спину и сел сверху, ощупывая пояс и бедра. Милосердие и наивность, у девчонки не было даже ножа. Нашел в поясной сумке долото, зажим… нашел вытянутый тонкий футляр, выхватил и уставился на цельнолитой ланцет… из тильсы?
— Прекрасная работа, — восхищенно прошептал он, разглядывая тонкие борозды резной поверхности, похожие на извилистый узор пальцев руки. Определенно, этот ланцет стоил целое состояние, так странно было встретить его здесь, в Ничейных землях, владениях бандитских Кланов, отребья и разношерстной толпы искателей приключений… — И совершенная чистота! Не запятнано ни единой скверной. Идеально для операции!
— Ведьма, — слабо прошептала Алейна, постепенно приходя в себя. — Его… сделала ведьма.
Грустная гримаса-улыбка гасла на ее лице.
— Молчи и не двигайся, — рявкнул герртруд. Глубоко посаженые глаза сверкнули. Он свел руки девчонки у нее за головой и быстро, умело скрутил их брошенным ремнем Вирги. Продел вокруг шеи, стянул и застегнул. Теперь она не могла пошевелить руками, только душить саму себя. Насел ей на живот, придавил к земле.
— Не надо, — выговорила девчонка, слезы скатывались по грязной правой щеке и чистой, нежной левой. — Не отнимай ее! — жрица изгибалась, возила ногами по земле.
Ганс точным движением вспорол ее кожаный доспех. Это оказалось настолько просто, ланцет из поющего металла, какое сокровище, какое же сокровище! Распоротые куски мотались, неровно торчащие вбок и вверх.
— Я люблю ее, — плакала девчонка. Она силилась скинуть церштурунга с себя, изгибая тонкий стан, но не могла. — Не отнимай. Пожалуйста! Не смей!
Он разрезал рубаху и распахнул ее, на секунду уставился на юную, светлую грудь. Моргнул, глядя в искаженное страхом, умоляющее лицо, в такие детские уголки побледневших губ. Хотел что-то сказать, но смог не сразу.
Гремлины зашевелились внутри Дмитриуса, с трудом заскрежетали своими голосами, похожими на отрывистое клацанье пригоршни камней. Ганс Штайнер одним движением вытянул свой пояс и хлестнул пряжкой по стальному воину, синий разряд, хрип, тишина.
— Она лжет тебе… понимаешь? Боги используют людей… Поверь мне, я…
— Нет!! Она любит меня! Она позволила спасти тебя, не дать тебе умереть.
Зеленые глаза будто пульсировали, темные зрачки то расширялись, то сужались, в мечущихся глазах девчонки бились любовь, страх и мольба. Сердце герртруда стучало с той же силой, он чувствовал, как исходящие от жрицы сила, запах и жар бередят его с ног до головы, как лицо багровеет, наливаясь кровью, как стучит в ушах, как отвратительный зуд прокатывается по всему телу.
— Мерзость, — рявкнул Ганс. — Ты полна ее, такая юная! — он тряс девчонку за плечи, склонившись к самому лицу, лишь бы не видеть беззащитную грудь, маленькие аккуратные вишенки ее сосков. — Я чувствую, как это исходит из тебя, понимаешь?! Ты живая, красивая — и мерзкая! Мы должны вырезать, выжечь ее из тебя!
Он рванул разрезанную рубашку еще сильнее в стороны, обнажая солнечное сплетение, схватил покрепче ланцет, привычным движением приставляя его острием вниз. И ахнул. Отшатнулся.
В солнечном сплетении Алейны зияла большая вырезанная дыра, размером и формой с ее ладонь. Не веря своим глазам, нульт присмотрелся — и увидел, что место солнечного сплетения занимают два искусно переплетенных иссиня-черных крыла, скрепленных витой серебряной цепочкой, прошившей плоть девушки. От гладких вороньих перьев веяло совсем другой магией, чем от самой жрицы, в них дышала смерть — с невероятной, божественной Силой. Не было ни капли крови, все казалось филигранным и нереальным.
Было видно, как внутри дыры, внизу, стучит под алыми ребрами… ее сердце.
— Что это, — севшим голосом спросил он. — Что?
— Я живая! — воскликнула Алейна, плача. — Но живая взаймы. Моя жизнь принадлежит капризному богу. Смеющемуся богу. Королю Ворон.
— Как? Как это возможно?