Переплетчик и художник Стефан Цвейт, смешав краску с лаком и пробуя на обтянутой светлой кожей обложке, нахмурился цвету и потянулся за банкой с киноварью. Найдя после второго подмешивания искомый бордовый тон, он слегка высветлил его, а затем вынул бутылочку с бурыми крупицами, слабо звякавшими о стекло.
— Если выпарить сок глиняной холмовой мурвы, образуется бурая россыпь, — сказал он. — С виду как сухая земля или крупный темный песок, а на самом деле соль.
Суховатым пальцем постукивая по узкому горлышку, он высыпал полгорсти крупинок прямо в смесь.
— Растворяется за милую душу, и потом так стягивает, что краска лет двести не растрескается и не сойдет. Переплет будет водостойкий. Можно и сами листы обработать, но цвет станет темный. Да и дорого, сотню листов… Кстати, для чего вам столько?
Лисы не ответили.
Высокий человек с поблекшей кожей и выцветшими волосами смотрел на книгу, полную пустых страниц. Только номера красовались вверху на каждой, от единицы до двухсот.
— Книга Холмов? — переспросил Кел, глядя на него, словно пробуя это имя на вкус.
Хилеон кивнул.
— То есть, ты сделаешь почти десяток копий этой книги и раздашь ее доверенным хантам? Чтобы мы общались со смотрителями, с холмичами и ушельцами, в общем, исследовали Холмы и заносили всю информацию в этот общий свод? — спросил Винсент.
— Я сделаю одну книгу. Просто она будет одновременно во многих местах, — улыбка скользнула по сумрачному немолодому лицу. — Это называется Эгисово расслоение.
Чуткие пальцы Хилеона пришли в движение, и Лисы, притихнув, смотрели, как книга двоится, троится, восьмерится у них на глазах. Светоносный будто играл на невидимой арфе, последний широкий жест — и все восемь отражений разошлись в стороны. Перед Хилеоном висел в воздухе ряд из здоровенных, толстенных и абсолютно одинаковых томов.
Опустив книги на пол, он пояснил:
— Бумага пропитана стойкой защитой. Не сгорит в огне, не испортится водой, да и обычный удар меча ничего ей не сделает. Простые чернила использовать не выйдет, они будут просто стекать со страниц. Но в книге сможет писать каждый, у кого есть солнечная кисть. И написанное слово станет видно всем, у кого есть книга.
Солнечная кисть Хилеона была сама по себе маленькое произведение искусства: обоюдописчая, чем ближе к верхнему кончику, тем ярче блестит скрытый в ней свет; чем ближе к нижнему, тем гуще темнота.
— Дневная кисть пишет открыто, ее запись будет видна всем. То, что пишет ночная, прочту лишь я. Если вам понадобится написать что-то, чего не увидят остальные, пишите темным концом. И еще, ночная кисть может стирать то, что написано дневной, и наоборот.
— То есть, они одновременно бесконечный карандаш и стерка друг для друга? — спросил Винсент, обычно презрительное лицо которого озарилось удовольствием созерцателя.
Лисы столпились вокруг и улыбались. Рядом со Светоносным такое происходит часто. Наверное, это нормально, когда перед тобой стоит отчасти всемогущий человек, и скупыми движениями рук решает задачи, которые только что казались неподъемными. Внутри от такого светлеет и хочется улыбаться. «Отчасти всемогущий» звучит странно и даже глупо, но на поверку лучше всего отражает сущность Хилеона.
— Надо перенести в книгу всю информацию об уже исследованных Холмах, — заметил Кел. — Ты приказал всем собирать и приносить достоверные хроники, летописи и сказки?
Хилеон кивнул:
— Посадим писца прямо здесь, в библиотеке. Он занесет в Книгу то, что есть у смотрителей, все, что принесут из народа — и все, что отыщет на этих полках. Так что уже недели через две, книга Холмов станет на треть заполненной. Через пару месяцев наполовину… А вы и другие ханты заполните ее до конца.
Сказать, что книга Холмов станет желанным и долгожданным инструментом для любой ханты — значило не сказать ничего. В мире утраченных знаний, разрозненных обрывков и противоречивых легенд, невежественных смотрителей из выродившегося, хоть некогда и великого ордена, такой книги не хватало, как воздуха.
— Но она ужасно большая и тяжелая, — пожаловалась Алейна, наморщив нос. — Как ее таскать? В броневагоне возить нормально, но броневагон-то ни на один Холм не взвезешь.
— И близко к Холму через лесное кольцо не подъедешь, — кивнул Дик.
— Прелесть расслоения в том, что всякое воздействие на предмет проявляется на каждой из его манифестаций, — просто ответил Хилеон. — Мы сделаем книгу легкой, как перышко для носителя солнечной кисти, и тяжелой, как глыба для всех остальных.