Известно, что константинопольская высшая школа продолжала функционировать при Юстиниане I, но сведения о константинопольском высшем образовании после Юстиниана крайне смутны. Сохранились, собственно говоря, лишь имена двух профессоров. Один из них — уже известный нам Георгий Хировоск, создатель ряда филологических трудов, которого именовали грамматиком и учителем Вселенной. Предполагают, что он жил во второй половине VI в., но эта дата не является бесспорной.
Другой — Стефан Александрийский, преподававший в Константинополе при императоре Ираклии (610–641) математику и некоторые другие науки. Он также назывался учителем Вселенной. Однако возникает вопрос, достаточно ли этой титулатуры, чтобы допустить существование университета в Константинополе на рубеже VI и VII вв.?
До последнего времени считалось, что в VII–VIII вв. в византийской столице действовала Патриаршая академия. Сравнительно недавно П. Лемерль убедительно опроверг это общепринятое суждение. Во-первых, титул учителя Вселенной, который носил, в частности, математик Стефан Александрийский, не имел отношения к патриаршеству, возглавлявшемуся вселенским патриархом (эпитет появляется с VI или VII в.): мы видели, что еще в V в. так титуловали виднейших профессоров Бейрутской школы права. Во-вторых, поздняя легенда об учителе Вселенной, который вместе с 12 учениками и помощниками преподавал «всякие науки» поблизости от Халкопратии, не соответствует действительности. Рассказ, будто император-иконоборец Лев III (717–741), возмущенный противодействием константинопольских учителей его реформам, распорядился сжечь здание академии вместе с книгами и профессорами, скорее всего, следует отнести к числу фантастических слухов, которые потомки распространяли о первых иконоборцах.
Таким образом, о Константинопольском университете в VII–VIII вв. мы практически ничего не знаем. Может быть, в эту пору он разделил судьбу провинциальных учебных заведений.
Возрождение Константинопольской высшей школы относится ко времени после иконоборчества и связано с именами кесаря Варды и Льва Математика.
Лев, получивший прозвища Философа и Математика, был родом из Фессалии, в Константинополе он прошел подготовку в школе грамматика, а для продолжения образования (по риторике, философии и математике) направился на остров Андрос, где отыскал какого-то ученого мужа, имя которого не сохранилось. Образованность Льва, редкая по тем временам, принесла ему известность — последний император-иконоборец Феофил (829–842) пригласил его на государственную службу и назначил преподавателем в школе при церкви Сорока мучеников. Вскоре Льва рукоположили солунским митрополитом.
После смерти Феофила иконоборческие гонения прекратились, и в 843 г. было восстановлено иконопочитание. Одним из мероприятий нового правительства, возглавленного дядей малолетнего императора Михаила III (842–867) кесарем Вардой, явилось создание государственной школы, которой руководил Лев Математик. Ей выделили помещение в дворцовой зале — Магнавре. Школа эта имела отчетливо выраженную светскую программу, но действительно ли университетскую, сказать трудно: скорее всего, она ограничивалась предметами общеобразовательного цикла — философией, арифметикой, геометрией, музыкой. Латинская грамматика и латинское красноречие уже не входили в программу, и это естественно: начиная с VII столетия греческий язык сделался единственным официальным языком империи, языком канцелярии и литературы. Не нашло себе места в системе обучения и право.
Мы знаем имена некоторых преподавателей Магнаврского училища. Некто Комит, автор эпиграмм и толкователь Гомера, обучал грамматике, Феодигий — астрономии. Обычно считают, что Фотий, константинопольский патриарх, также был одно время профессором Магнавры, но прямых данных о его учительской деятельности нет.
При Константине VII Багрянородном в столичном училище продолжали преподавать философию, риторику, геометрию и астрономию, но мы не знаем, отличался ли там курс наук в принципе от курса средних школ.
Когда позднейшие византийские писатели упоминают о состоянии просвещения конца X — начала XI столетия, они подчеркивают обычно его низкий уровень. По словам Михаила Пселла, ни один из городов — ни Афины, ни Никомидия, ни египетская Александрия, ни древний или новый Рим — не блистали в ту пору научными достижениями. И Анна Комнин замечает, что от Василия II (976–1025) до Константина IX Мономаха (1042–1055) образование находилось в пренебрежении, да и отец писательницы, Алексей I, застал его в жалком состоянии. Справедливы ли эти жалобы и действительно ли царствование сурового аскета и воина Василия II ознаменовало отход от тех — не очень значительных — успехов, которых византийская школа добилась при кесаре Варде и при Константине VII, сказать непросто. Быть может, писатели конца XI и XII в. острее чувствовали недостатки средневековой образовательной системы, нежели их предшественники. Как бы то ни было, к середине XI в. относится первая попытка воссоздания в Константинополе настоящей высшей школы.