Пожалуй, последняя попытка публично защищать театр приходится на VI столетие. Может быть, смелость любителей театральных зрелищ объяснялась тем, что византийской императрицей, женой Юстиниана I, была красавица Феодора, в юные годы цирковая актриса. Современник Феодоры и Юстиниана Хорикий Газский выступил с речью в защиту пантомимы. Он полемизировал с теми, кто, подобно Иоанну Златоусту, объявлял театр безнравственным. Более того, он отверг христианский тезис, будто смех, возбуждаемый лицедеями, рожден сатаной. Особенно настойчиво повторял Хорикий ту мысль, что театр, показывая человеческую испорченность, отнюдь не способствует упадку нравственности общества и что, если мимы представляют развратников, из этого не следует, что сами они развратны.
И после Хорикия, несмотря на неоднократные запреты церковных соборов, клоуны, танцоры и акробаты продолжали развлекать византийских зрителей. Но отношение к театру оставалось негативным, театр был символом разврата, неверия, язычества, и в пылу политической полемики опасным становилось обвинение в попытке возродить театр. Книголюб и знаток античной литературы Арефа Кесарийский бросил в лицо своему противнику Льву Хиросфакту упрек: «Ну, выставляй же мудрость на всеобщее обозрение (по-гречески сказано «феатридзе», т. е. «выставляй на театре») с помощью театров, мимов, лицедеев и всяческого нечестия, если ты хочешь участвовать в процессии Дионисиев (по греческой мифологии Дионисий, бог винограда, считался покровителем театра. — А. К.) и демонов; кто же воспрепятствует человеку, в демоническом ослеплении отклонившемуся от всевышнего?»{21}
Но, осудив и отвергнув античный театр, византийское христианское общество сохранило его разнообразные элементы. В первую очередь это относится к церковному богослужению.
Главнейшей среди служб считалась литургия, а все остальные как бы выступали подготовительными к ней. Во время литургии не только возносили молитвы, но и совершали умилостивительную жертву: здесь ежедневно и в каждой из церквей как бы повторялась мифологическая жертва Христа, и богу приносились тело и кровь Христовы.
Православная литургия состояла из трех частей. Во время первой части — проскомидии (от греческого «проскомидзо» — «приношу») путем особых священнодействий приготовлялось из хлеба и вина вещество для евхаристии (таинства причащения). Во время второй части — литургии оглашенных — исполнялись молитвословия, песнопения, совершались священнодействия и произносились поучения, имевшие огласительный (учительный) характер и предназначенные не только для «верных» (т. е. христиан), но и для оглашенных — лиц, готовящихся к вступлению в христианскую общину. Наконец, во время третьей части — литургии верных (оглашенные к ней не допускались) совершался центральный, по учению церкви, акт всего богослужения — пресуществление, т. е. магическое превращение хлеба и вина, приготовленных во время проскомидии, в тело и кровь Христовы, которые и возносились в жертву богу-отцу, а в заключение давались присутствующим для причащения.
Литургия, таким образом, представляла собой совокупность обращенных к богу молитв и славословий, которые объединялись вокруг сюжетного стержня — центральных эпизодов евангельской истории рождения и смерти Иисуса Христа. Действия носили символический характер: разрезание просфоры-хлебца на проскомидии должно было знаменовать и рождение Христово, и его крестные страдания. Епископ, совершавший богослужение, уподоблялся «великому архиерею» — Иисусу Христу, символом чего служил надетый им омофор, нарамник, обозначавший заблудшую овцу на плечах доброго пастыря, т. е. погрязшее в грехах человечество, спасаемое Христом. Но в определенные моменты епископ снимал с себя омофор в знак покорности, и тогда он переставал «играть роль» великого архиерея, становясь служителем Христа.
Литургия совершалась в торжественной обстановке. Храм освещался свечами. Воскурялись благовония. Главные участники церемонии — священник и диакон — облачались в необычные одежды, каждой детали которых придавалось символическое значение. Слова и возгласы священника и диакона сопровождались рассчитанными на эффект жестами, перемежались процессиями (так называемый малый и великий вход), хоровым пением, которое иногда было антифонным: хор, как и в античной драме, разделялся на два полухория. В литургию включалось и речитативное чтение отрывков из Библии, а также иной раз и из агиографических памятников. Наконец, к присутствовавшим обращались с проповедью. Особенно драматизированным богослужение становилось во время больших праздников — на пасху или на рождество.