— Ваше превосходительство осознаёт, что ему придётся не только подчиняться мне и капитану Энрике, который так же не является представителем благородных кровей, но и блюсти дисциплину и порядки, заведённые на моём корабле? – стараясь скрыть волнение, Анри невольно повысил голос, что придало строгости его словам.
— Если бы это смущало меня, альмиранте, разве бы я пришёл сюда? – голос аристократа был по-прежнему тихий и ровный. От его внимательного взгляда не ускользнуло волнение, покрывшее щёки Эль Альмиранте лёгким румянцем. – Я готов подчиняться регламенту и не претендую на иное обращение к себе, чем то, что будет обусловлено моим чином.
Теряясь в догадках и опасениях, Анри продолжал рассматривать аристократа, не потерявшего некий шарм даже в истрёпанной боями одежде. При этом он лихорадочно искал предлог, позволивший не принимать гранда на службу. Увы, ничего стоящего в голову не приходило, а отказать аристократу без должного обоснования Анри не отважился. Сделав строгое лицо, он предпринял последнюю попытку поколебать дона Себастьяна в правильности принятого решения:
— Мой долг предупредить ваше превосходительство, что я привык к немедленному и беспрекословному исполнению моих приказов.
— Я уже сказал вам, сеньор Верн, что готов подчиняться. Что же продолжает смущать вас? Дело в моём происхождении или и во мне? — неожиданно мягко произнёс аристократ, но на его удлинённом лице не дрогнул ни один мускул, словно оно было из камня.
Анри нахмурился. Он уже понял, что гранд не намерен отступать. Но настойчивость аристократа усиливала зародившееся беспокойство, а отсутствие вразумительного объяснения такой причуде высокородного сеньора пробудило раздражение:
— Всё, что я пока знаю о вашем превосходительстве – это имя, а происхождение на моих кораблях не является ни привилегией, ни недостатком. Команданте, на должность которого претендует ваше превосходительство, кроме иного, отвечает за порядок. Учитывая то, что я не приветствую телесные наказания, вашему превосходительству придётся найти способ завоевать авторитет не только у солдат, но у всей команды. Ваше превосходительство уверен, что справится?
Взгляды мужчин снова встретились. Дону Себастьяну вдруг захотелось рассказать этому молодому, но такому уверенному в себе человеку, как он поднял и повёл за собой солдат, но вовремя остановился. Он осознал, что смог это сделать лишь потому, что этот богато и со вкусом одетый простолюдин неизвестно откуда явился со своими кораблями. Дон Себастьян проглотил готовые слететь с языка слова и на мгновение опустил голову, желая скрыть нахлынувшее смущение. Когда аристократ вновь посмотрел на Анри, он уже не казался бесстрастным — лицо пылало, а в глазах вспыхнули озорные искорки.
— А вы проверьте! — произнёс он с вызовом.
Анри с задумчивым видом отошёл к окну и некоторое время рассматривал лениво перекатывавшиеся волны. В адмиральской каюте повисла тишина, нарушаемая лишь мерным поскрипыванием покачивавшегося корабля и плеском воды о корму. Вечерний бриз донёс сквозь открытое окно солёный запах моря и хохот чаек. «Зачем гранду идти в подчинение к простолюдину и менять уют дворца на душный закуток в офицерской каюте? — не давал покоя вопрос, на который не было даже намёка на ответ. — Ну что же, рано или поздно всё становится очевидным!» — и, повернувшись к соискателю, как-то совсем буднично сказал, словно равному:
— Найдите нашего главного боцмана Диего Маркеса. Пусть он ознакомит вас с правилами, поставит на довольствие и представит команде как нового команданте. После вернитесь сюда, чтобы подписать договор, — и показал рукой на выход из каюты, давая тем самым понять, что разговор окончен.
С тех пор прошли два года, насыщенные событиями и богатые боями. Дон Себастьян быстро втянулся в корабельную жизнь с её склянками, ходящей ходуном палубой, хлопками поймавших ветер парусов, ядрёными солдатскими шуточками, весёлыми плясками и заунывным пением моряков. Он давно уже был принят этой разношёрстной корабельной семьёй, где испанские католики дружно делились солониной с нидерландскими протестантами, а под пятиструнную испанскую гитару пелись не только испанские, но и итальянские, голландские и французские песни. Но только в бою по-настоящему исчезал незримый барьер, отделявший аристократа от всех остальных. И лишь беседы с Анри во время спокойных переходов за игрой в шахматы да приглашения к адмиральскому столу напоминали дону Себастьяну о прежней светской жизни. Они были такими разными – карибский торговец и испанский гранд, поступивший на службу к этому торговцу, но в то же время такими похожими своим презрением к смерти и верой в справедливость. Между ними была огромная пропасть сословий, но она не помешала им искренне уважать друг друга.