Как же всё-таки причудливы помыслы твои, Господи!
***
Было душно. Солнечные лучи уже успели нагреть адмиральскую каюту. Несмотря на открытые окна, лёгкий бриз не приносил прохлады, лишь запах соли и водорослей. Едва слышимый плеск воды, встречавшейся с кормой «Победоносца», заглушался резкими, похожими на неистовый хохот, голосами чаек.
Анри подошёл к расположенному перед окнами резному двухтумбовому столу из красного дерева. Этот стол достался ему вместе с «Победоносцем», а вот стоявший на зелёном сукне серебряный письменный прибор Эль Альмиранте купил в Гаване. К столу был приставлен обтянутый чёрной кожей удобный и не лишённый строгой красоты стул из канадского клёна, явно помнивший зад английского капитана.
Анри присел к столу и из большого ящика, вытащив два листа добротной бумаги, положил их на сукно и прислушался. Из ратс-камеры доносился громкий возмущённый голос Фернандо. Тяжело вздохнув, встал и направился в соседнее помещение.
В ратс-камере он увидел бригадьера, державшего за грудки одного из слуг — Рафаэля. Тот был бледен, но, судя по упрямому покачиванию головы, непреклонен. Услышав скрип двери, оба повернули головы в её сторону. Увидев Анри, Фернандо отпустил слугу, и тот тут же, выпрямившись, как струна, застыл в позе ожидания. На немой вопрос Эль Альмиранте ответил бригадьер:
— Ну и порядки у тебя тут! – громогласно возмутился он. — Этот охламон отказался налить мне вина! – Фернандо гневно ткнул указательным пальцем в сторону неподвижного Рафаэля, не глядя на него.
— На «Победоносце» только я решаю, когда и кому можно подавать алкоголь. Ты уже забыл это? – Анри мельком глянул на следившего за каждым его движением слугу и дал знак рукой.
Рафаэль поклонился и пошёл к витрине. Фернандо взглядом проследил за перемещениями слуги и повернулся к Анри:
— Нет, конечно, не забыл, но я думал, что теперь для меня есть исключение.
— Ты ошибаешься, — отрезал Анри. – Но если ты так думаешь, то, пожалуй, мне придётся наведаться на «Альбатрос» с инспекцией, – в спокойном голосе Анри засквозила печаль: он знал о пристрастии друга к горячительным напиткам, но помнил и то, что вступив на корабль, бригадьер умел оставить за бортом все свои вредные привычки.
— Да ладно, Анри, ты же не думаешь, что я там распустился сам и позволяю напиваться команде?
Только в узком кругу доверенных лиц и самых близких друзей идальго Фернандес общался с владельцем армад, работодателем и другом без должной субординации, на «ты» и по имени. Формальное «сеньор» и ставшее популярным в последние годы «адмирал» с намеренно пропущенным словом «частный», указывавшим временный характер этого звания, сохранили для официальных моментов.
— Что мне думать — я решу на «Альбатросе». Ладно, заходи, — и Анри шагнул обратно в спальню.
Снаружи, с квартердека, донёсся мелодичный звон. Ему вдогонку голос вахтенного матроса сообщил, что пробита одна склянка[5] и началась третья вахта. Фернандо взял кубок с серебряного подноса и двинулся вслед за другом.
Садясь за письменный стол, Анри кивнул в сторону лежавших на нём бумаг:
— Вот мой улов.
Фернандо взял один из листов и, присев на обитый медью и богато украшенный резьбой сундук, принялся изучать документ.
— Опять англичане, — буркнул он, уткнувшись в текст. – Может, пора нам наведаться на Антигуа?
— Думаю, у нас найдутся дела поважнее, – Анри сидел, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди.
— Ты гнался за ними?
Дотянувшись, бригадьер положил бумагу на край стола, отхлебнул из кубка и, вытянув ноги, удовлетворённо закряхтел.