Сдал Ризу вольные шмотки в мешке с уже напечатанной моей фамилией и фоткой. На фотке я выглядел печально как белорусский крестьянин на глазах у которого враги насилуют и убивают родимую кормилицу-корову.
— Прямо по коридору, потом на право и сразу снова направо. Отсек J-100.
— Прям так без конвоя что ли идти?
— Прям так и иди. Постой-постой, я тебе телефон-карту на бесплатный звонок не дал. Он снова выступил из-за прилавка и тиснул мне бумажонок в руку.
— Там три карточки вместо положенной одной — шепнул Риз и уже громче добавил — Спасибо, что удосужились выучить английский, задержанный.
Тюряжка была новехонька — начало века. Совсем не катакомбы Шоушенка — новенькая напичканная электроникой мышеловка. Электрозамки, датчики движения, камеры ночного виденья, интеркомы в стенах и потолках. Вместо отары оглоедов, как в окружной вас охраняет всего пяток шерифов из стеклянной башни типа авиадиспетчерской — федерал стэндард. Поэтом когда я подошел к двери J-100, она сразу приветливо отъехала в сторону, как в питерском метро. Я шагнул в барак и она мягко покатила обратно, отрезая от меня остальной мир.
Все на секунду отлипли от большого плоского телека и глянули на меня. Я ответил злобным волчьим взглядом — «идите нахер со своим тюремным этикетом». В толпе быстро выделил соотечественников. О них мне говорил Риз, когда предлагал выбрать шконку — рядом с русским или с украинцем.
Я выбрал русского, объяснять что псковский спецназ или донецкие шахтеры действуют вне зависимости от моего благословения сегодня не было сил. Еще утром я пил на кухне кофе, а вчера гулял с дочкой. Мне надо пару дней — перестроить организм на отсидку.
Взгляды русского и украинца определил сразу. Тот кто бывал за границей хорошо знает, что взгляд у наших особый. Лучистый как радиация в Семипалатинске.
Подошел к моему шконарю — JB-4 и начал натягивать синюю джинсовую простыню-мешок на тонкое подобие матраса. Ко мне подошел мужичок лет шестидесяти с зелёным браслетом. Мой браслет был малиновым и я не без интереса отметил, что цветовая дифференциация коснулась не только штанов. В одного простыню натягивать крайне сложно и я поблагодарил старче за помощь.
— Вы кто?
— Я? Я — Рэнди!
— А американцы тут тоже сидят или вы из Канады?
— В жопу Канаду.
Ко мне подошли знакомиться живчики — такие есть в каждом бараке и камере — скучно им. Индус Самра, турок Орхан, иранец Мо, украинец Андрий, еще кто-то. Я старался запомнить их имена, но когда потянулась череда мексов, которых в иммиграционной тюрьме никто никогда не считал, я плюнул и стал молить Бога о скорейшем отбое. Денёк выдался длинный и тухлый.
Подошёл И. Са и сунул под нос свой малиновый браслет. В полосатом костюмчике он походил на арестованного морпехами Хо Ши Мина. И. Са требовал, чтобы я растолковал ему значение всех цифр и штрих кодов присвоенных ему местной тюрягой, айсом и прочими гестапами. Я автоматически отметил, что за последние пару часов английский И. Сы неожиданно улучшился, тюрьма явно шла ему на пользу.
Я принялся разжевывать ему значения оцифровок присвоенных ему федеральным молохом и вдруг заржал, совершенно неожиданно для самого себя. И. Са удивленно на меня уставился. Я хотел было ему объяснить, но в туже секунду понял какое это неблагодарное занятие. Я подозвал Рэнди и сунул браслет И. Сы ему под нос. Скоро Рэнди тоже булькал от смеха:
— Кто? Этот Чарли? — я обратил внимание что он называет бирмаца «чарли», как во времена вьетнамской войны.
— Ага-ага, этот чарли, этот грёбанный вьетконговский гук!
— Белый! Б-бе-белый! Это с его мурлом-то?
— Истинный ариец! — добивал я.
Шаловливый Риз причислил И. Су к племени неукротимых белых людей. Сам И. Са смотрел на нас с горькой обидою я пытался перестать смеяться и повторял:
— Не злись, Иса, эт мы не над тобой, эт мы над ними ржем.
Вскоре после этого пригнали Раджу и Бонасье — уже в полосочку. Пересчитал барак — 57 голов.
Менты вырубили свет и по громкой связи пожелали спокойной ночи. Значит камеры точно ночного виденья. Через ряд от меня вслух молилось несколько мусульман. Справа кто-то вслух мечтал, что классно было бы если по вписке в тюрьму всем давали сонную пилюлю и ты бы спал весь срок, а будили минут за десять до освобождения. Молча согласился с невидимым оратором — и правда — классно.