Несколько мгновений Трисквет не двигался.
— Не имеет значения, — сказал он, как бы успокоившись, — ведь я все равно умру…
Луцци принялся уверять его в обратном, но выходило это у него очень нарочито и неубедительно. Трисквет не обращал на него внимания, он снова смотрел на Фроско.
— Вы священник?
Занятие Фроско легко угадывалось по его наряду.
— Настоятель.
— И вы верите…
— В Провидение. В путь, начертанный Верхним Миром.
— Я хочу поговорить с ним, — сказал Трисквет брату.
Кивнув, Луцци оставил их одних.
Трисквет чувствовал, что умрет, и хотел снять с души страшный груз. Своим легкомыслием он погубил человека — незнакомого человека, не сделавшего ему ничего плохого. Тридцать лет он торгует книгами, и благоговейное некогда отношение к ним сменилось ощущением, что он властвует не только над бумагой и переплетом, но и над каждым словом, напечатанным или написанным от руки. И книга его проучила.
Как попала она к нему, он точно не знает. Толстый том форматом в четверть оказался среди дешевых изданий, заказанных им у одного поставщика. Поставщик же был совершенно уверен, что прислал только заказанные Трискветом романы. Получалось, будто книга сама нашла к книжнику путь. И предназначалась она явно не для чтения на досуге. С левой стороны каждой страницы шел перечень вещей, никак между собой не связанных. Тут мог быть и камень на берегу Великого моря, и цветок в саду губернатора, и муравей, несущий ношу к муравейнику в Заповедном лесу, и многое, многое другое… Книга казалась бесконечной, за неделю он пролистал едва ли сотую ее часть. Тончайшие, невесомые страницы переворачивались легко — едва стоило коснуться пальцем края листа.
Справа, напротив каждой вещи, была последовательность букв, казалось бы, совершенно бессмысленная. Однажды, среди названий мертвых предметов он обнаружил имя человека. Он переписал это имя и последовательность букв на отдельный листок. Пытаясь вникнуть в их смысл, он произнес буквы вслух несколько раз. Не найдя смысла, продолжил листать страницы. Следующим предметом, который можно было найти в действительности, было дерево, точнее дуб, на развилке Северной и Торговой дорог. Трисквет и его переписал на листок. Третьим был записан пожарный колокол в Старой Громне. И, наконец, уже уставший листать, он как-то раз открыл книгу посередине и, пролистнув немного, наткнулся на слово, смысла которого он не понял. Он записал это слово и соответствующие ему буквы.
На другой день он отправился искать того человека, чье имя он записал — Мирку-Свинопаса из Ведячего Лога. Явившись в Лог, он выяснил, что Мирка внезапно исчез. Более того, получалось так, что исчез он в то самое время, когда Трисквет произнес непроизносимое сочетание букв, стоявших напротив Миркиного имени. Но это могло быть и совпадением. В конце концов, свинопас мог пропасть по другой причине. И Трисквет направился к развилке Северной и Торговой дорог…
— Господин настоятель может быть уверен, дуба там больше нет.
— Воистину удивительная история, — пробормотал Фроско, потрясенный услышанным.
— Книга эта страшна, — прохрипел Трисквет, — что если на одной из ее страниц есть Порт-Фарин? Или Великое море? Или, наконец, вся земля? Кто имеет книгу, имеет бесконечную власть. Я был слаб, я поддался ее очарованию, и вот, наступает расплата. Скажите, что ждет меня там, в Верхнем Мире, в который вы верите?
— Этого нам знать не дано. Кроме того, не стоит отчаиваться. Ты еще можешь поправиться… У той книги было название?
— Нет, ни автора, ни названия, ни титульной страницы, ни места издания. Только обложка из кожи и страницы без номеров.
— Ты упомянул, что, кроме свинопаса, дуба и колокола, ты записал какое-то необычное слово.
— Да. «Самграхас». Странное слово, никогда не встречал его раньше.
— Я тоже. Расскажи, как случился пожар?
Силы уже покидали Трисквета. Ослабшим голосом он поведал о старухе, обвинявшей его в пропаже мужа, и о сатире, который хотел купить алхимические руководства для архивариуса Клямпа. Вспоминая, как погибали в огне его книги, он разрыдался. Вскоре он снова впал в забытье.
Сатир сбился с ног, выполняя поручения Клямпа. Дом Луцци он разыскал, но внутрь его, конечно же, не пустили. Про Трисквета было известно, что тот смертельно болен. Явившемуся на следующий день архивариусу объявили, что он уже никогда не сможет поговорить с книжником.
Из Ведячего Лога сатир вернулся, как показалось Клямпу, хромая уже на обе ноги. Местные жители отнеслись к сатиру с недоверием, и тому пришлось немало потрудиться, чтобы не захромать головой. Свинопас пропал — как и дуб, тысячу лет спокойно росший на развилке Северной и Торговой дорог. На его месте в земле зиял провал, в котором обещано похоронить того, кто украл знаменитое дерево. Пожарный колокол в Старой Громне был еще на месте, хотя, в глубине души, сатир ожидал обратного.