Жозефа, которая, такое впечатление, знала все обо всем, сообщила, что по испанским законам женщина имеет такое же право наследования, как и мужчина.
Выходит, Мингуилло не сможет оспорить завещание, во всяком случае, не в Арекипе. Все серебряные рудники, дом, семейный склад — отныне все это по праву принадлежало Марчелле.
Марчелла быстро проговорила:
— Все, что достанется мне, достанется всем нам. Ведь мы — одна семья.
Но для начала нам был нужен адвокат, чтобы доказать это властям.
Адвокат стоит денег. А у нас — теперь и я присоединился к ним — их не было.
Они едва могли прокормить себя. Любовь согревала их своим теплом, но она не может разогреть сковородку, верно?
Жозефа — да-да, ее имя следовало произносить именно так — Хр-жр-жж-зефф-фа — предложила нам:
— Продайте меня. Получите три, или четыре, или даже пять сотен песо. С такими деньгами можно купить лучшего адвоката в городе, даже Хуана Пио де Тристана-и-Москозо. А уж он добьется сатисфакции от брата.
— Я никогда не смогу продать тебя! — вскричала Марчелла и прижала маленькую samba к груди. С ее стороны это было очень мило.
— Очень может быть, — весьма довольная, ответила Жозефа, — но вы можете продать меня каким-нибудь людям из Куско за немножко-немножко денег. А потом я убегу от них и вернусь к вам. Такое случается постоянно.
При мысли об этом у всех расширились глаза.
Когда я поднялся, чтобы уходить, молодой Фернандо спросил:
— Куда вы идете, Джанни? Теперь это ваш дом.
Марчелла уже подскочила и сооружала мне постель из одеял у очага.
«Да, пусть-ка Мингуилло поломает голову, — подумал я, — где я и что со мной».
Все вышло так, как задумала Жозефа. Мы продали ее за четыре сотни песо одному купцу из Куско, который возвращался назад с караваном из десяти осликов, нагруженных лучшим бренди Арекипы. Мне было жалко отпускать ее, и еще мне не понравились взгляды, которые то и дело бросал на нее купец.
Но с такими деньжищами у нас и вправду появилась надежда нанять одного из самых умных и богатых людей в Арекипе, Хуана Пио де Тристана-и-Москозо, как и предлагала Жозефа. К тому времени, как его сиятельство согласился уделить нам четверть часа своего драгоценного времени, Жозефа уже воротилась к нам, со своими мягкими черными глазами, кудрявыми волосами и умением наполнять комнату уютом и комфортом. Да, эта Жозефа тоже была красавицей. Ни одна служанка в Венеции не могла с ней сравниться.
Мне показалось, что по меньшей мере один из этих мягких черных глаз ласково посмотрел на меня.
Марчелла Фазан
Говорили, он стоит миллион песо. В Арекипе такими состояниями обладали разве что семейства Тристанов и Гойенече. Я боялась, что им не нужны ни наши жалкие гроши, ни наше пустяковое дело. Но Санто настаивал, что только такие люди знают, как правильно оспорить или доказать истинность завещания, а потом и распорядиться им.
Именно Жозефа предложила отдать Хуану Пио де Тристану-и-Москозо не только наши песо, но и маленькую картину Мантеньи с изображением святого Себастьяна из моего приданого. На следующее утро Фернандо отнес картину, завернутую в шаль, в резиденцию Тристанов. Он не стал торговаться насчет цены, оставив маленький светоносный холст говорить за себя, что у него получилось намного лучше, чем у Фернандо.
А завещание мы передали Хуану Пио де Тристану через Джанни, одетого в платье венецианского камердинера. Мы научили Джанни, что он должен сказать, будто прибыл по поручению «наследника великого Фернандо Фазана», и это непременно откроет перед ним двери особняка.
И если дворецкий Хуана Пио де Тристана-и-Москозо счел Джанни, с его ломаным испанским, посланцем Мингуилло, в том не было нашей вины.
Джанни дель Бокколе
— Tragado como media de cartero, — сказала мне Жозефа. — Все в порядке. Все хорошо.
Это означало «проглотил, как чулок почтальона». Уж столько-то по-испански я разумел. Так испанцы отзываются о тех, кто влюбился без памяти.
Она поняла все раньше меня. Она пришла в мое гнездышко у очага в ночь того дня, когда я убедил Хуана Пио де Тристана-и-Москозо взяться за наше дело, и накрыла меня своим платьем, и проглотила, как чулок почтальона.
Доктор Санто Альдобрандини
Не прошло и недели, как Хуан Пио де Тристан-и-Москозо вошел в наши комнаты, размахивая документом с большой печатью. Улыбка его увяла в сомнениях, когда он обвел взглядом наше убогое убранство, но гордость быстро заставила его взять себя в руки. Потому как он выиграл наше дело: с помощью венецианского завещания он доказал, что Марчелла является законной наследницей своего отца.