Она резко замолчит, будто вспомнит о чём-то; ты сразу догадаешься, что ей станет стыдно за свои слова и она начнёт мысленно ругать себя последними словами за такую оплошность перед человеком, годящимся ей в праотцы.
– Ничего страшного – я сам это прекрасно знаю, – успокоишь ты её, – я – действительно такой необычный?
– Да, – всё ещё смущаясь, ответит она.
Разницы в годах – никакая дружеская речь не сотрёт.
– В таком случае, – скажешь ты, – мне лучше быть чуть более походим на самых рядовых твоих знакомых; и иметь чуть меньше страданий – это было бы совсем не плохо. Вот только: я не могу.
В этот момент: часы на смартфонах каждого из группы покажут ровно тринадцать часов; и Мишель остановится на привал.
– Лагерь будет здесь!
Позже, член группы, который своим острым ножом от скуки вырезает очень точные фигурки людей из дерева – объяснит тебе, держа в руках кружку чая и нож, мокрый от влажной древесины:
– Завтра: нас ждёт большой переход и лучше нам сегодня отдохнуть, наслаждаясь лесом и морем.
Завтра – вам предстоит дорога обратно; и не будет делать в этот день больших походов, чтобы не ночевать там, где вы к тому моменту – уже были.
Пятеро человек – будут собирать ветки для костра; остальные будут ходить туда-сюда без дела, или разжигать костёр, или нарезать лук, морковь и тыкву на кусочки. Тебе – будет во много раз больше нравиться есть тыкву сырой, чем кашу из неё; потому что последнюю – ты будешь глотать, пытаясь даже не пробовать это варево на вкус. При других условиях – ты даже слушать про тыкву отказался бы; но поход и голод – есть поход и голод, и усталость. К тому же: твоего мнения спрашивать никто не будет; вообще никто – кроме тебя самого.
Закончив с порученной тебе работой – ты станешь прорываться через лес, полный грибов, улито и пауков – к пляжу. Неподалёку, ты обнаружишь пирс, с сидящими на нём рыбаками. Ты направишься к нему. Как будто это будет полвека назад: перелезешь решётку с надписью: «не перелезать» и «проход воспрещён» – и подойдёшь к самому краю пирса, под подозрительными взглядами рыбаков, уже успеющим повесить на тебя ярлык сумасшедшего и самашедшего старика.
– Если топиться решили – вам лучше подождать до вечера, – посоветует тебе один из них, подойдя поближе, – в нашей деревне поверье одно есть: кто топится от горя и несчастья после заката и до рассвета – следующую жизнь проведёт счастливо; а кто после рассвета и до заката – обречён прожить следующую жизнь точно так же. Вы можете не верить мне; но я встречал людей из других городов, которые говорили, что так оно и есть, как я вам сказал.
Ты посмотришь на море и твои, от природы, карие глаза – станут синими. Ты скажешь:
– Спасибо. Но эту ночь – я как-нибудь ещё переживу.
Ты подумаешь: если бы всё было так просто – можно было бы просто утопиться после заката и обнаружить в следующий жизни, что весь этот однообразный кошмар – всего лишь сон, приснившийся младенцу в тот миг, когда он рождался. И ты – снова молодой; ещё далёкий от своего шедевра, а значит – способный с утра до ночи, как в старые времена – творить, не зная усталости, видя в каждом движении кисти по холсту свой собственный мир. Но, прожив столько лет, ты поймёшь: ничего уже больше нарисовать, на что ты не смотрел бы с отвращением – ты больше не сможешь. А разве это – уже не повод плюнуть в лицо жизни, подобно последним романтикам в этом мире?! Это – и есть вся боль и трагедия перегоревших – они взлетают так быстро и так высоко, что падение становится для них смертельным.
И больше: ты не сможешь заниматься ничем другим; разве что – стоять здесь и смотреть на море, которое всю жизнь – будет тебя раздражать, но в этот момент – восхищать. Одной жизни – едва хватит на то, чтобы с горем пополам освоить одно дело; именно поэтому – с выбором профессии следует быть максимально бдительным и осторожным.
И самой большой глупостью в твоей жизни будет то, что ты напишешь шедевр – и не умрёшь сразу после этого. Теперь, ты поймёшь, почему это так. Теперь: ты будешь стоять в собственной тени, в этом мире, полном извращений – на этом пирсе, у этого моря, в этом походе – первым и последним для тебя; и этой жизни – почти достигшей своего конца.
Но в этом «почти» – может уместиться больше, чем многие из нас умудряются заполнить свои мелкие жизни, такие далёкие от того, что о них пишут всякие, кто называет себя писателями.
Ты уйдёшь с пирса, унеся с собой чувство, будто выпил всё это море.
Ты вернёшься в лагерь. Достанешь джезву. Наполнишь её кофе и водой. Затем: поставишь на раскалённые угли мёртвого костра. Это – совсем не то, что готовить на плите. И кто бы мог подумать, что кофе – придётся готовить не меньше получаса (!). Но результат – как тебе покажется – будет стоить того. Вот: кофе, наконец, готов. Те разделишь его между всеми, кем сможешь – каждому достанется по четыре глотка: программисту, девушке и парню, который найдёт себе в лесу новую шляпу и вставит в неё перо.