На какой-то миг – его верхняя губа замрёт, о чём-то усердно раздумывая.
– Ну, вот, к примеру: вы можете потрогать свет? Конечно, в обычном состоянии – человек не способен сделать это. Всё дело в том, что имеющиеся у нас органы чувств – слишком плохо развиты, чтобы познать и прочувствовать этот мир целиком. Мы не можем ощутить многое из того, что нас окружает – мы слишком малы для этого. Я точно не знаю, что по этому поводу думал тот молодой философ, впоследствии, написавший много книг, но умерший в полной безвестности; но у меня есть теория, что существуют люди, которые подошли ближе к действительному восприятию мира и эмоций – во всех смыслах – они чувствуют сильнее и качественнее… у нас даже есть название для них…
Он снова замолчит; только тогда ты заметишь, что всё это время – он ни разу не моргнул.
– Сумасшедшие…, – наконец скажет он.
Он сможет вести такие монологи часами напролёт, пока ты терпеливо будешь работать над его фигурой, оттачивая детали. На самом деле – ты почти не будешь слушать его. А когда твоему телу нужен будет отдых от невероятной физической и психической нагрузки, и ты будешь делать перерывы на чашку кофе – ты заметишь, что, не сходя с места, монологи об искусстве и восприятии плавно, но уверенно перейдут в рассуждении о кулинарии; от той – к стереометрии, истории, мировой литературе и психиатрической теории.
Какая-то часть тебя – будет жалеть о том, что не может насладиться движением мировой мысли, доказывающей единство всех наук, ведя повествование обо всём, не говоря, в сущности, ничего нового. Настоящее словесное искусство.
Другим частям тебя – будет не до того – все они целиком посветят всего себя работе. Наконец, ты устанешь. Ты заявишь ему, спустя восемь часов изнурительной работы:
– Всё, на сегодня – хватит.
Бернар выкажет истинное недоумение.
– Уже?! Я только настроился на серьёзную работу.
– Когда мне нужны были деньги, я за пару долларов за пять-десять минут рисовал портреты людей на улицах и в кафе. Эти рисунки – не стояли, на самом деле, ничего. Если вы хотите настоящий шедевр – времени потребуется в сотни раз больше. А в больших проектах – важен ритм. Я могу несколько дней подряд рисовать вас, пока не скажу, что не исчерпал себя и не откажусь от работы. А так – буду рисовать вас недели и месяцы, стирать и начинать заново, каждый раз делая всё лучше – пока не добьюсь идеальной картины.
Бернар улыбнётся:
– Ничего другого – я и не ожидал услышать, маэстро.
Он спрыгнет со стула. Тебе – будет трудно перестать воспринимать его, как говорящую статую. Но ты устанешь до того, что едва сможешь стоять – не то, что мыслить. Ты вытрешь пот со лба, помоешь руки и упадёшь в кресло.
– Когда я был снайпером, – скажет Бернар, – я находился в неподвижном состоянии, бывало, сутками. Часто я думал бросить всё и попытаться отступить на базу. Но я не сдавался – я добивался всего; я был неуязвим. Дураки не воспринимали меня всерьёз из-за маленького роста; но какое это имеет значение, когда у меня в руке винтовка?! Всё равно: те, кто смеялись надо мной – давно мертвы – по той или иной причине.
На этом месте – он странно улыбнётся.
– Вы были снайпером?
– Когда был молод. Какое-то время – на Донбассе; в после – в Сирии. Но об этом – я расскажу вам в следующий раз. Чтобы качественно изобразить человека – нужно хорошо его знать, не так ли? Когда вы закончите свою работу – вы, наверное, будете уже знать меня лучше меня самого. О витающих у меня в голове мыслях, сливающие в один поток все мировые дисциплины – вы, кое какое, представление уже имеете. К биографии – мы перейдём чуточку позднее. А пока – не хотите ли прогуляться? Скоро вечер – лучшее время, чтобы развеять мысли после такой однообразной работы.