Ты задумаешься.
– А что насчёт остальных участков в центре? Ты можешь показать на карте те, которые уже заняли люди Жанны?
Насколько удивлённый, Ник, всё-таки, раскроет перед тобой карту городу и фломастером пометит крестиками занятые участки.
– А вот эти – наши.
Он обведёт кружками несколько точек на самом краю карты.
Ты бросишь монетку.
«Орёл – все силы бросить на защиту нашего участка в центре; решка – мы делаем ход и, внезапно, нападем на одно из занятых зданий».
Решка. Решение – принято. Осталось только – случайно, наугад, выбрать один из занятых участков и освободить его.
Закрыв глаза, ты укажешь на один из помеченных крестиком участок в центре города.
– Ник, я знаю: тебе будет трудно это понять, но ты должен собрать сто каких-нибудь крепких ребят, чтобы отбить вот этот участок.
Музыкант в недоумении посмотрит на тебя, не понимая – сошел ли ты с ума или пока нет.
– Это невозможно. Я должен быть вместе с Философ и защищать собственность государства. Мы потеряем позиции.
– Зато – получим больше.
– Откуда у тебя такая информация?
Монетка.
– У меня – тоже есть много друзей в этом городе. Я не буду сейчас называть имена.
– Я не буду этого делать.
– Больше некому. Вооружённый Философ – будет держать позиции у нашего участка, не давая подойти подкреплению к вот этому пункту, – ты постучишь пальцем по крестику на карте. – Знаю: тебе трудно это понять. Но ты сам хотел, что бы я был вашим стратегом. Ты должен слушать, что я тебе говорю. Я знаю Жанну – это застанет её врасплох. Делай, что я тебе говорю, либо делай, что хочешь – и сам отвечай за это.
Музыкант заглянет прямо в твои глаза: в них будет уверенность; а в его – только злоба.
– Я позвоню Философу. Скажу всё. Последнее слово – останется за ним, потому что он – рискует больше всех.
Ник достанет рацию и отойдёт на небольшое расстояние от тебя. Он начнёт о чём-то громко спорить с Философом. Даже не слыша слов – ты поймёшь, что Ник – обвиняет его в чём-то. Наконец, выслушав ответ с той стороны, Музыкант положит рацию обратно в карман. Некоторое время он потратит на то, чтобы прийти в себя. Затем, он подойдёт к тебе и скажет:
– Так и быть. Но если из-за тебя мы все окажемся у этой стервы в подвале – последним, что я сделаю в этой жизни – это лично пристрелю тебя, Художник.
– Весь этот театр – обязателен?
Твой спокойный голос добьёт его. Он просто уйдёт, кому-то названивая в рацию – направляясь в сторону склада с оружием.
– Эй, подожди, я хотел ещё кое-что сказать тебе, – крикнешь ты ему в спину.
– Чего ещё?
– Эти ребята, которые будут драться с тобой – ты ведь знаешь, что всем им просто гормоны в голову бьют – они ведь совсем ещё дети. Может быть, они просто не могут найти себе приличную девушку; или у них просто нет друзей, или родители их не любят. Так или иначе – однажды, они поймут, что совершают большую ошибку, когда удовлетворят свою вечную извращённую потребность всё уничтожать. Знаю: сейчас – они наши враги; но только потому что мы – в их глазам стали консерваторами. А молодость – для того и нужна, чтобы бороться с ними. На самом деле: эти ребята – просто запутались и примкнули к первому, кто позвал их, заразил своей идее и заставил встать на баррикады. Но за это – их винить нельзя. Мы – все такие. Все мы – извращенцы; а они – просто устали от рутины. Их жизни просто сложились так; окажись мы в тех же условиях, что и они – сами стояли бы вместе с ними.
– Да. И чего ты хочешь?
Ты тяжело вздохнёшь.
– Не убивай их. Никого. Можешь сломать парочке-другой руку, там, ногу. Но не более того. А лучше – вообще без этого. Просто растолкайте их и займите здание. Нельзя применять насилие над людьми. Особенно – над детьми.
– Ты понимаешь, что они – без малейших сожалений отправят нас на тот свет; и будут всеми силами добиваться того – и без всякого гуманизма.
– Знаю.
– И как ты собрался выиграть войну, даже никого не покалечив?! Я не могу отвечать за них – в ходе дело всякое может произойти. В конечно счёте: они – преступники.
– Они не злодеи – они просто слишком молоды. Когда всё это индонезийское «Соревнование Смеющихся Петухов» кончится – им надо будет вернуться домой, закончить школы или университеты. А когда станут постарше и будут сидеть в своём сером офисе в свой такой же серый очередной день рождения – они улыбнуться и вспомнят все эти времена, как свою «безумную молодость».
– «Когда Марс говорит – Минерва молчит». Ты понимаешь, что мы ведём войну, в которой не выиграть без насилия – здесь нет места гуманизму. Я сам предпочёл бы сейчас играть Шопена со своей женой на каком-нибудь концерте – а не заниматься сейчас всем этим дерьмом!