– Вас понял. Полный вперёд!..
– Смотри-ка, – скажет Вооружённый Философ, – они двинулись с места.
– Кажется, они хотят взять нас на абордаж, – покачает головой Ник.
– Тут-то мы их и накроем! Ручное управление!
Он выдохнет облако вишнёвого пара. Дождь будет идти проливным потоком. Дирижабль противника едва будет виден за стеной воды.
– Приготовиться. Залп – только по моей команде.
– Да, сэр.
– Будет жарко.
Два дирижабля будут лететь навстречу друг к другу со скоростью пешехода. Когда между ними останется меньше ста метров, Философ сделает резкий манёвр штурвалом, поворачивая корабль вправо. «Либертад» никак не сможет этого предугадать; поэтому, они не смогут вовремя ответить на такой манёвр противника. Разве что, Адольф постарается в последний момент повернуть дирижабль влево; но будет уже слишком поздно. Стыковка двух кораблей не состоялась. Два корабля оказались напротив друг друга боковыми палубами, между которыми было не больше десяти метров.
– Огонь из всех орудий! – закричит в рацию Философ так, что и без неё люди на нижних палубах смогли бы его услышать.
Реакция будет мгновенной. Раздастся шум выстрела из всех пушек одновременно. На таком расстоянии: одного залпа – будет вполне достаточно, чтобы отправить вражеский корабль на землю. Дирижабль «Либертада» превратится в груду металлолома, охваченного, который даже дождь не в силах будет потушить. Теперь, все эти люди и тонны мусора, как один – полетят к земле.
– Бенитто, – скажет Адольф, спокойно наблюдая за тем, как дирижабль падает в реку.
– Что, Адольф? – так же спокойно и тихо спросит Бенитто.
– Я люблю тебя, Бенитто.
– Я тоже тебя люблю, Адольф, – вздохнёт капитан.
Это будут последние их слова. Меньше, чем через полминуты, горящая груда обломков столкнётся с водой и пойдёт ко дну вместе со всем своим экипажем, не оставляя последним ни единого шанса уцелеть…
Ты посмотришь на горящие обломки дирижабля. Тебе покажется, что ты слышишь крик тех, кто будет на борту.
– Посмотри на это: разве это не красиво? – скажет Философ.
– Сколько людей было там…
– В сто раз меньше чем тех, кто погиб во время несчастных случаев в полужестких дирижаблях тридцатых.
Он направит облако персикового пара в храм из миллиарда маленьких зеркал.
– Я люблю дождь. Он всегда служил для меня предвестием чего-то нового, – скажет Философ, – вместе с этим дирижаблем, – он неопределённо укажет пальцем вниз, – погибли и все наши последние надежды на гуманное окончание конфликта. Пора принять это как должное. Ты сделал всё, что было в твоих силах. Все мы проигрываем, иногда. Но, я вижу, ты всё ещё упорствуешь.
– Я не считаю, что проиграл, – спокойно ответишь ты, – я по-прежнему верю, что вся эта революция – просто глупое недоразумение; при чём: с обеих сторон. Это – не повод умирать стольким людям.
Вооружённый Философ вздохнёт и посмотрит на тебя, как на ребёнка, которому в сотый раз нужно повторять, что в результате сложения одной единицы и ещё одной – получается двойка. А ты – будешь продолжать говорить, что это – не всегда так.
– Послушай, я ценю тебя как человека искусства. Ты – действительно добился немалых успехов как художник. Но ты по-прежнему отказываешься принимать реальность таковой, каковой она является.
– Я отказываюсь верить твоей реальности.
– Ей всё равно: верит, молятся ей или нет – она будет продолжать существовать. И рано или поздно, она – заставит тебя прислушаться к себе.
– Я не верю, что мир не оставляет за собой ни единого шанса себя изменить – кажется, даже, в Библии это называется «Спасением». Да, я буду продолжать верить, что можно спасти революцию и нас вместе с ней – даже, когда всё будет кончено.
– Спасти революцию?!
– Ты ведь сам понимаешь: нам нужна эта революция – тебе, мне и всем. Мы устали жить под утомлённым солнцем прошлого тысячелетия. Мы с тобой – уже родились в новом. Другое дело – не всё сразу. Сколько с ней ни борись, революция – всегда добьётся своего, потому что даже её противникам может надоесть служить всё время одному и тому же богу.
– Это что-то новенькое. В чём же смысл этой твоей «революции», которую ты сам помогаешь нам подавить?
– Нет, ничего нового в этом нет; всего лишь хорошо забытое старое. Мы можем свергнуть царей – но им на смену придёт ещё худший – люди часто забывают об этом. Поэтому, революции должны происходить в умах, а не во дворцах. Изменить своё собственное сознание – это уже значит плюнуть в лицо режиму и всему старому. Только так можно победить – доказать, что старые идеи – глупы и немодны.