Объектом моих мокрых снов была другая девочка — весьма сексуально развитая дочка португальской бляди. Имевшие место с её стороны авансы я, по молодости и незнанию, находил неприличными. Сильвия. Её фамилия, как и моя, составляла любопытный контраст, когда мелькала в списке среди более привычных фамилий: Лэйрд, Литтл, Маклеод, Макдональд, Моррисон, Росс, Сильвия… Сильвия Джизус Сильвия — таким было полное имя, записанное в журнале, а укороченная версия…. Сильвия Сильвия, с ударением на второй слог, звучало почти неприлично. Струилось как оливковое масло среди скал и вереска. Поговаривали, что она носит красные трусики, ее имя часто мелькало в школьных туалетах. Хотя Сильвия была всего на год младше меня, она училась на три класса ниже, считалась довольно отсталым ребёнком и морокой для учителей из-за своей ненормальной физической развитости. Её академическое местоположение более или менее отгородило её от мальчишек, которые, имей она возможность ходить на танцы, стали бы ею интересоваться.
Школа, деревянное смешанное учебное заведение в округе Керкудбрайтшира — смелый шаг, продиктованный законами военного времени — притягивала к себе внимание наиболее прогрессивных педагогов Шотландии. Многие акры садов и парков вместе с зарослями флоры и ее дикими обитателями, где гуляли дети обоих полов, всегда представляли собой потенциальную мишень для длинных смертоносных винтовок в руках потомков Джона Нокса[10].
Я учился в пятом классе и имел право ходить на танцы для младших учеников, которые заканчивались в 7:30. Потом Сильвия, поскольку училась в младших классах, должна была покинуть большую комнату, где проводились танцы. Наши с ней отношения остальные участники вечера считали неприличными. Классная, чьим любимчиком среди мальчиков я был, неоднократно спасала меня от директорского гнева и вдвойне отыгрывалась на Сильвии.
«Сильвия Сильвии Пизда»: это мне было нетрудно представить. Я осознавал её бросающееся в глаза животное начало каждый раз, как мы танцевали. Теплыми летними ночами, она, спрятанная между мягких полных бёдер, будто тёмная роза, в моих мечтах дарила мне непонятное удовольствие. Я часто обещал себе, что придет новый день, и я скажу «да». Но солнце вставало вместе с Мойрой Тэйлор, и я проигрывал бой дневному свету.
В первый раз я занимался любовью с проституткой. Принсес-стрит, Эдинбург. Десять шиллингов за несколько минут в бомбоубежище. Мне не приходилось видеть, и я даже представить себе не мог столь уродливых ног, как те, что открылись мне при свете спички. Дряблая задница, похожая на бледное мясо на каменных ступеньках, мешковатая юбка, задранная аж до пупка, промежность, похожая из-за раздвинутых ног на пещеру, мерцающая спичка и этот первый секс, призрачный и уныло-бесцветный, как комок паутины на её тупоконечном холмике. Она растёрла там слюну резким движением, каким мать слюну вытирала у меня со щеки носовым платком, когда мы шли в гости. Она растёрла там слюну, и это было, как если бы кто-то почесал голову. Её гениталии ощетинились, обнажив милые розовые зубки. Она велела мне не тормозить. Каменные ступени отдавали холодом. Наверху, на улице шел приятный дождик, и я слышал шорох шин по влажному щебню. На своих голых ногах я почувствовал ночной ветер. Спичка догорела. В почти полной темноте бомбоубежища я лёг на неё сверху и почувствовал, как её живот, прохладный, мягкий, липкий, прогнулся под моим.
В то время я служил моряком Военно-Морских Сил Великобритании. Помню, как шёл в одиночестве обратно в общежитие Ассоциации молодых христиан, где я остановился. Я снова и снова прокручивал в памяти случившееся, и когда добрался до общаги, во мне оставалось лёгкое чувство вины. Во мне была даже какая-то смутная гордость, может от неопытности, но я испытал самое настоящее облегчение. В кафе Ассоциации я запил его чашкой кофе с молоком.
Я провалялся в койке где-то около часа, позволив воспоминаниям из прошлого перемешаться с более непосредственным ощущением прижимающегося ко мне обнаженного мужского тела. Он ушел примерно через час на рассвете. Почти сразу я заснул. Он был пуэрториканцем и сказал мне, что его зовут Мануэло. Он почти не говорил по-английски, а я — по-испански, и я сообразил это, как только мы очутились в каюте освещённой лишь керосиновой лампой. Мёртвую тишину вокруг нарушали лишь мерный плеск воды о дно баржи… вода плескалась вокруг нас и наполняла нас собственной таинственностью… Мне пришло в голову, что так лучше. У нас не было никаких общих воспоминаний. Нас объединял лишь наш мужской пол, человеческая природа и похоть. Это был не первый мой сексуальный опыт с мужчиной, но впервые он оказался во всех отношениях состоятельным. Впервые я повстречал мужчину, умеющего принимать всё, что даёшь, без малейшего намёка на смущение или ракообразную назойливость, подчас свойственную идейным гомосексуалистам, и мое тело потом переполнило до краев то удовлетворение, из-за которого я раньше часто завидовал женщинам. Перед уходом он выпил чашку кофе, его губы улыбались, а зубы поблескивали под черными усиками. «Увидимся еще? Si?» — мягко спросил он. Я кивнул и нежно положил руку ему на ладонь. «Espero, Manuelo»[11], — ответил я. Вскоре он тихо ушел. И я сразу же упал в койку упиваться острым удовлетворением во всём теле. Я проснулся с нахлынувшими сексуальными воспоминаниями из прошлого, позволяя им то приходить, то уходить, сравнивая их удовольствия, триумфы, позоры. Случайно я почувствовал краешек самооправдания в своих мыслях, неумолимо настойчивый призыв, пойманный и излишне мрачно-рациональный восторг. Но прежде всего я был абсолютно спокоен и всё же испытывал глубокое удовлетворение: физическое, сопряженное с немой несомненностью моего тела, и интеллектуальное, поскольку я преодолел ещё один рубеж и узнал, что могу любить мужчину с той же несомненной страстностью, которая обычно толкала меня к женщинам. Утренний шум реки начал подкрадываться ко мне, я лежал и курил сигарету.
10
Джон Нокс (ок. 1514–1572 гг.) лидер шотландской Реформации и основатель пресвитерианской церкви в Шотландии. Известен своими строгими кальвинистскими моральными убеждениями.