— Ладно, Фолк, ты попал. Где оно? Где твоя нычка, придурок?
Героина они не нашли, зато обнаружили два баяна, а с его дорогами и показаниями девки этого хватило. Таблоиды раздули дело так, что у Рядового Обывателя сложилось впечатление, что бесстрашные агенты захватили главного помощника Лаки Лучиано[17], да ещё в ходе операции задержали половину опиума, нелегально переправляемого монголоидной внешности контрабандистами Чжоу Эньлая[18] по заданию Коммунистического Китая с целью подорвать силы Американской Нации. И в обмен на две камеры «Лейка» они проиграли это перед судьей, который, надо признать, таблоидов не читал.
Джео провёл три месяца в «Томбз»[19] и когда мы с ним познакомились, он всё ещё проходил испытательный срок. Теперь куда бы он ни отправлялся, его не покидало чувство собственной преступности. Бывало, мусор тормозил его на улице и давай прикалываться:
— Как сам, Джео? Живой пока что?
Тупые глазки бегают по нему, особо останавливаясь на карманах, изучают состояние рук, а он сам бестолково улыбается задержавшему его легавому.
— Не хотите выпить, сержант?
И заходя перед ним в бар, чувствуя, как гордость копошится, словно насекомое под смертельным грузом, и он слышит собственный заискивающий голосок:
— Намного лучше себя чувствую теперь, когда завязал. Вернулся к старой доброй синьке!
— Вот как, Фолк? Рад слышать. — и через десять минут. — Не против, Фолк, твои руки посмотрю?
Когда его засунули в «Томбз», он оказался в камере с молодым итальянцем. Джео занимал нижнюю шконку. Он валялся с закрытыми глазами, неимоверными усилиями стараясь сдержать рвотные позывы. До Фолка долетали итальянские нюни, и в итоге он его возненавидел. Чего бы этому ублюдку не заткнуться? Ничего он не получит, даже влажной ваты. Убийца — да, а вот джанки не дадут и аспирина. Потом он ощутил влагу у себя на тыльной сторон ладони. Что за чёрт? Матерь Божья! Кровь. Еще один сгусток упал на пол и забрызгал ему ладонь. Итальянец совершал самоубийство. Вызвать вертухая. Вертухай заставил себя ждать, явился, сказал:
— Ах ты маленький грязный ублюдочный джанки! Что это ты такое устроил, свинтус?
Его выволокли наружу, оба запястья — в крови. Дверь закрылась, и Джео остался в одиночестве со своей подступающей рвотой.
Если что-то и сломало его, так это спрыгивание с иглы в «Томбз». Думая об этом, он думал о судьбе и чувствовал, что в нём не осталось силы воли.
Джео лысеет, поэтому зачёсывает вперёд блондинистые, слегка намасленные волосы. На лице — побитый взгляд бывшего боксера. В тридцать три в нём идёт процесс деградации. Он тщательно следит за исчезающими мышцами. Наблюдает с ужасом, с изумлением за мельчайшими проявлениями своего личного распада. И массирует изумляющую его плоть гамамелисом. От мыслительного процесса у него на лице возникает болезненное выражение. Ему страшно.
Мы разговаривали о том, что мир — это всего-навсего скопление комнат, чужих комнат, по которым мы странствуем. И так будет вечно. Ведь стоит таким, как мы, обосноваться в комнате, поднимается шухер, совсем как в кино, с доставанием пистолетов. Всё равно, что находиться во власти кучки воинственных деток. Мы сочиняли песни:
Вскоре между нами возникло нечто. Бывали мгновения по ту сторону недоверия, мгновения большой щедрости. И мне нравится броскость его живописи, такой абстрактный Ван Гог, только проще. Крик в цвете.
Я вернулся к постели Джео и упал на неё. Каюта его баржи покрашена белым и постоянно напоминает мне больницу. Кроме техники… большая упаковка медицинской ваты, разнообразные пипетки и иглы… он держит множество лекарств, мазей и дезинфицирующих средств.
— Не понимаю, чего ты не переделаешь свою дурацкую каюту. — сказал я.
19
В оригинале «the Tombs»: неофициальное название Манхэттенского следственного изолятора — открытой в 1838 году тюрьмы в Нижнем Манхэттене.