С наступлением темноты я, где-то в 10:30, покинул баржу и, миновав кирпичный завод, вышел на тропинку, ведущую к дороге. Я брёл вдоль одноколейки, заросшей сорняками, и очутился среди печей для обжига кирпича, напоминавших песочные замки, для сооружения которых ребёнку стоит всего-навсего перевернуть игрушечное ведёрко. Две печи работали на полную, и от их красных отблесков на мокрый гравий падала моя чёрная тень. «Я иду сквозь ад или Освенцим.» — мелькнуло у меня. А затем — жуткая переправа через тоннель.
Моросило.
До Виллиджа мне пришлось в общей сложности полтора часа добираться на автобусе, потом на пароме, потом на метро. На Макдугал-стрит я наткнулся на Джоди. Мы вместе двинули на Шеридан-Сквер. На Джоди были синие джинсы и дешёвая куртка из кожзаменителя, тускло-голубого оттенка. Ей её подарили. Она ей не нравилась, но куртка была хотя бы тёплой, а другие её вещи, так она мне объяснила, остались лежать в двух чемоданах, конфискованных квартирной хозяйкой, которой она задолжала плату.
Когда мы приближались к огням перекрёстка, её рука механически тянулась к волосам. У неё были красивые каштановые волосы, коротко, до ушей подстриженные. От такой короткой стрижки её смешные точёные черты лица делались строгими и рельефными. Впечатление усиливалось широкими крыльями бровей и издёвкой, часто мелькающей в прекрасных светло-карих глазах.
Она жила с девушкой по имени Пэт, та любила её и платила за квартиру. В этом вся Джоди. Доля Джоди за квартплату, если бы она сподобилась за что-нибудь платить, в любом случае была бы меньше, чем цена за поддержание себя весь день в кайфовом состоянии. Но по той или иной причине, Джоди никогда ни за что не платила. Она изобретала отговорки. Потеряла. Украли. Попала на бабки. Пэт была мещанкой, алкоголичкой… с чего она должна за что-то платить? А если не Пэт, то всегда найдется кто-нибудь другой, даже мне доводилось. Джоди всегда найдёт, чем запудрить жертве мозг и оправдать своё беззастенчивое использование людей. Однажды вечером она взяла у меня 20$ на наркоту и объявилась только на другой день, когда приход выветрился, с готовой телегой о страшном шмоне со смыванием герыча в унитаз, проверкой вен и малайскими слонами. Ей вообще повезло, что она хоть не загремела. Раскрывающийся ирис. («Джоди, ты мне даже капельку попробовать не оставила? Вынудила меня, как последнего лоха, сутки ждать, потом заявляешься обдолбанная, а я, видите ли, должен радоваться, что ты пустая вернулась?»