Если мистические классификации животных, растений и минералов, упорядочивая творения Бога, отвечали потребностям изысканных умов, то космографические перечни, больше напоминая случайную коллекцию необъяснимых фактов, предназначались для придворных развлечений. В этих случаях глубина трактовки отступала перед занимательностью. В сочинениях же, ориентированных на описание внешнего порядка вещей, имели место ирония и скепсис. Так, например, в книге Марко Поло, повествующей о разнообразии мира, немногочисленные упоминания восточных диковинок преследуют единственную цель — дать им объяснение и тем самым развеять ложные мнения современников. Такая задача легка для человека, побывавшего в разных культурных мирах.
Граница между земным и божественным всегда условна. Зачастую сверхьестественные феномены ставились в один ряд с естественными. В первую очередь, это относится к различным свечениям в атмосфере. Если доверять наблюдениям средневековых путешественников, то можно заметить, что земной свет иногда переходит в божественный, иногда же он превращается в отблески адского огня. Во многом взгляд на мир определялся внутренним самоощущением и целями рассказчика. Особая роль в восприятии и объяснении чудес принадлежала мистикам. Вот что пишет знаменитый суфий Ибн ал-Араби (1165–1240):
«Затем Аллах Всевышний повернул другую сферу, которую Он назвал Подножием. Она пребывает внутри Трона, подобно кольцу, брошенному в пустыню. Между этими двумя сферами Аллах создал мир Первопыли. Он населил Подножие ангелами, “распространяющими приказ” (Коран. 79, 5), и сделал его местопребыванием Мика'ила. К Подножию опустились две ноги Аллаха, тогда как внутри Трона Слово было единым, ибо Трон — самое начало мира сложения. В Подножии у Слова возникли два отношения, ибо это — вторая сфера. Поэтому здесь Слово разделилось, о чем было сообщено [посредством указания] на “две ноги” [Аллаха]. Первоначально единая речь [Аллаха] разделилась на “приказание и запрет”, на подлежащее и сказуемое. От этих двух сфер в мире элементов происходят странные формы, в частности все чудесные явления [в мире] — от этих странных форм, источник которых неведом. Эти необычные явления проявляются в двух мирах: мире воображения, о чем свидетельствуют слова Всевышнего: “Вообразилось ему, что [их веревки и посохи] от колдовства их движутся” (Коран. 20, 69), а также в реальном мире, например, чудеса пророков и друзей Бога. Лишь единицы из наших сподвижников обнаруживают эти две сферы или достигают их. То же самое можно сказать о лучших знатоках небесных сфер и астрономах. Когда они видят необычную фигуру в мире Природы, они относят ее за счет необычной фигуры, имеющей место в небесной сфере, и полагают, что последняя произошла от первой и поэтому не укладывается в обычные рамки. От этих двух сфер возникают особые, неповторимые вещи, природа которых неведома. О них говорят, что они отмечены печатью неповторимости. Если бы люди сумели постигнуть движение этих двух сфер, они не пребывали бы в неведении ни об одной вещи, имеющей место в этом мире»
Универсум сотворен божественной волей Аллаха, чье могущество безмерно. Если смотреть на мир с этой точки зрения, то нет необходимости объяснять чудеса. Их можно принимать как данность или отказать им в существовании. Тем интереснее случаи опытной проверки средневековыми учеными некоторых широко известных заблуждений. Ученый и естествоиспытатель ал-Бируни доказал на опыте безосновательность утверждений о том, что змеи лишаются зрения, увидев изумруд. По его же инициативе в присутствии заинтересованной стороны был проведен эксперимент с магическим камнем, вызывающим дождь. Дождя не было. Известна саркастическая реакция ал-Бируни на утверждения авторов космографии, полагавших, что при загрязнении священных источников непременно возникают бури.
Важно отметить и следующее обстоятельство. Объяснять средневековые чудеса с нынешних естественнонаучных позиций не стоит по двум причинам. Во-первых, как правило, мы не знаем, о чем собственно идет речь в тех или иных сюжетах, и рискуем метафизические явления рассматривать как физические; во-вторых, мы не можем повторить эти опыты. Иными словами, большая часть сюжетов, рассматриваемых в этой книге, первоначально не являлась герметическими текстами, но стала таковой для нас, ибо утрачен исторический и психологический контекст. Мы не знаем, кто, кому и с какой целью передавал те или иные сообщения. Мы выступаем в роли получателей сведений, затерянных во времени и пространстве. Читая средневековые космографии, мы обретаем иллюзию диалога, но у нас нет никаких шансов убедиться в адекватности нашего восприятия. Как правило, мы не знаем об отношении современников к явлениям, описанным в космографиях. Если же они высказывают свое мнение, то обычно это скептическая позиция. На фоне литературы о чудесах мира поразительно выглядят записки мусульманских паломников, в которых вообще нет ни слова о природных чудесах. Счастливым исключением является «Сафар-наме» Насира-и Хусрау.