Он замолчал, и в его глазах было что-то такое, что заставило птицу нервно забить крыльями. Наконец он сказал:
— Они заставили ее делать все, что они хотели. Вот что он сказал, этот Сервал, когда пил вчера вечером у Козла. Он хвалился этим. Хвастался. Я узнал от Гимнуры и Каракала, независимо.
Внезапно он рассмеялся, и его веселье было страшнее гнева:
— Послушай меня! Ты только послушай! «Независимо». Видишь ли, дорогая птичка, я готовлюсь в юристы. Собираюсь стать адвокатом и купить меха Лилии. И жемчуг. И большой собственный дом. Все-все…
Он снова начал плакать.
— Все для того, чтобы она меня любила. Но она уже любила. — Его голос перешел в бешеный крик. — Она мне так и сказала! — Он бросил шест, сел, не обращая внимания на грязную землю, и закрыл лицо руками; птица, имевшая немалый опыт эмоциональных вспышек, осторожно подобралась поближе.
Наконец плач прекратился. Молодой человек вытащил из бокового кармана куртки что-то завернутое в чистую тряпку. Развернув тряпку, он обнаружил толстый сандвич, который открыл, чтобы осмотреть мясо внутри.
— Мама заставила меня это взять, — сказал он птице. — На самом деле я его не хочу. Не желаешь ли кусочек?
— Птиц хотеть!
Молодой человек вытащил кусок мяса и повесил его на сучок, затем сел, снова закрыл сандвич и завернул его в тряпку.
— Найти дев? — Эти слова не принадлежали птице, и она сердито тряхнула головой.
— Пока нет. — Молодой человек пожал плечами. — Конечно, пруд большой. Я продолжу поиски.
Он положил сандвич обратно в карман.
— Возможно, это не то место. Возможно, Гимнура ошибся.
Мясо, по мнению птицы, находилось в опасной близости от него, и птице пришло в голову, что положение значительно улучшится, если он снова начнет ворошить пруд крюком и шестом.
— Дев здесь! — заявила она. — Найти дев. — Она снова вспомнила свое видение. — Больш мокр. Есть рук.
Молодой человек встал.
— Руж? У меня их нет, — совершенно спокойно сказал он птице. — Если бы у меня было оружие, карабин или даже меч, я бы убил их за то, что они убили ее, всех троих.
— Есть рук! — раздраженно повторила птица. — Дев был.
— У меня нет, — запротестовал молодой человек, — и я не забыл Лили. Я никогда ее не забуду.
— Есть рук! — Потом что-то такое, что она не собиралась говорить: — Твой крюк.
— Ты имеешь в виду это? — Удивленный, молодой человек осмотрел жестокий стальной крюк на конце шеста; осмелев от голода, птица взлетела и схватила красный кусок говядины, который он повесил на сук.
— Хотел бы я знать, где он сейчас, — прошептал себе молодой человек. — Несколько. Бульдог. Куница. Хотел бы я знать, где они все сейчас?
Он отвернулся от пруда, и птица (помня о сандвиче, все еще лежавшем у него в кармане) последовала за ним, неся в клюве кусок полусырой говядины и время от времени останавливаясь, чтобы клюнуть его.
Начался дождь. В дотоле безмолвном пруду, где Лилия ждала под водой с образцовым терпением мертвеца, первые крупные капли разорвали воду, как дробь. Вдалеке прогремел гром. К тому времени, когда молодой человек и птица добрались до сырых новых улиц и наспех возведенных домов, дождь стал проливным. Сплошные струи серебряного ливня превратили улицы в сочащуюся грязь, ветер уносил эти струи в то же самое мгновение, когда они появлялись, и через секунду или около того заменял их новыми, из других мест, более красивыми и более жестокими, чем их предшественники.
Они переходили от дома к дому, птица искала укрытия под каждой низкой, нависающей крышей, но только для того, чтобы отчаянно перелететь под следующую, когда молодой человек двигался дальше. Когда сам молодой человек стоял под карнизом у двери или окна, птица садилась ему на плечо, грязная и мокрая, лелея смутные надежды на еду и огонь, и изо всех сил старалась объяснить:
— Плох муж. Куда идти? Плох муж!
— Вот один, — прошептал молодой человек, указывая пальцем. В двадцать втором окне (а может быть, и в сорок третьем) виднелись трое мужчин и женщина, сидевшие за грубым столом, на котором среди разбросанных игральных карт стояли три темные бутылки и пять дешевых стаканов с вином.
— Это Куница. С ним Саранча и Златоглазка. Они братья. Я думаю, что женщина — Левкой.
Птица только встряхнулась, расправила черные крылья и распушила перья в попытке стать если не сухой, то хотя бы чуточку менее мокрой.
— У Златоглазки есть карабин. Видишь вон там, в углу? У всех них есть ножи, даже у Левкой. Если бы я сейчас ударил багром Куницу, они бы вышли и убили меня, и... — За вспышкой, которая могла бы показать его напряженные черты тем, кто сидел внутри, — если бы кто-нибудь из них смотрел в окно, — последовал раскат грома, который смел его последние слова.