Сергей Сергеевич! Ваши глаза — глаза человека, способного на бесконечную, безграничную любовь к людям. Как не случайно именно Вам Бог дал счастье вести нас, грешных, к преображению!!!
Вы притягиваете к себе чистым светом любви к каждому из нас. Пусть не обижаются на меня другие, а я, в свою очередь, не могу обидеться на них, но ведь я с полным правом могу сказать, что эта любовь взаимна. Чем больше познаешь это, тем счастливее становишься. Это правда, Сергей Сергеевич! Как я понимаю ту женщину, которая призналась Вам в любви. Я отношусь именно к таким людям в нашем Храме.
Будучи битой жизнью, не понимающей ее смысла до конца и сейчас, склоняю голову перед Вашим Великим Подвигом. Вы всегда повторяете, что наш приход на сеансы — это труд. Есть в этом правда, и правда в том, что за возможность посещения многим приходится бороться. Но… все это меркнет перед Вашим трудом, воистину сверхчеловеческим. Спасибо Вам за Ваши усилия, напряжение, бессонные ночи, любовь во имя сохранения на этой земле ЧЕЛОВЕКА!
Однако Ваш свет влечет к себе не только страдающих людей. Что греха таить, даже среди нас находятся люди, прошедшие не один десяток сеансов, но, как Вы правильно отмечаете, ничего не понявшие. А сколько черноты в обычной жизни, а она не хочет мириться со Светом.
Кто знает, может, пройдут годы и мы, Ваши пациенты, составим вместе с Вами ту Великую Силу, которая победит мглу.
Декабрь 1999, г. С.-Петербург»
(На октябрь 2001 г. состояние стабильное.)
«Я забираю вашу боль!»
Даже тот, кто пришел сюда впервые, может быть, случайно, не веря во «все эти штучки», поддавшись на уговоры близких, будет поражен тем, что увидит, услышит, почувствует, сцене — человек, которого никому не придет в голову назвать обыкновенным. Он вряд ли, даже при желании, сумел бы затеряться в толпе. В нем все необыкновенно: лицо, глаза, движения и голос, пробирающий до глубины души, похожий на крик чайки. Такое ощущение, что человек этот воплотил в себе добро в чистом виде, без всяких примесей. И энергию этого добра с одинаковой силой чувствуют сидящие и в первом ряду, и в самом конце зала — на балконе.
Вся жизнь этого человека посвящена людям. Поэтому и жена его — Антонина Константиновна — не только хранительница семейного очага или просто очаровательная женщина, а прежде всего самый надежный помощник и соратник, разделяющий все тяготы и труды его. Коновалов не знает, что такое личная жизнь, он живет для людей.
Лечение начинается. На сцене появляется Антонина Константиновна. Ее голос — это камертон для настройки зала на предстоящее. Интонации ее голоса, ее слова действуют успокаивающе, вселяют надежду, придают уверенность. Процесс лечения уже начался, и пациенты жадно ловят каждое ее слово: ведь она говорит о Докторе и от имени Доктора. Ее пояснения неразрывно связаны с тем, что сейчас предстоит испытать каждому, несмотря на то что, на первый взгляд, ничего общего со здоровьем не имеют. Она говорит о человеческих качествах, о трудностях жизненного пути, говорит о выздоровлении души. Когда она заканчивает, в зале стоит полная тишина. Появляется Доктор.
Его появление обязательно ритуал. Каким оно будет на этот раз — зависит от зала, душу которого Доктор чувствует каждый раз по-иному. Ведь люди пришли с разными настроениями, с разными печалями, заботами.
Гаснет свет, и звучит чарующая музыка. Но даже импровизируя за роялем, он не маэстро, он — Целитель, который уже приступил к труднейшему делу исцеления. Поэтому аплодисментов не будет. Будет только поток боли, рвущийся из зала на сцену, который он пропускает через себя, утихомиривая ее, снимая. Будут тысячи глаз, устремленных на него с надеждой и верой, которые нельзя обмануть. Люди приходят сюда обрести здоровье — и никто не уходит отсюда, не испытав облегчения боли физической, боли душевной.
Доктор снимает острую и хроническую боль, которая привела сюда более 90 % пациентов. В какой-то момент он обязательно скажет: «Я забираю вашу боль, боль уходит, ее больше нет». В историях болезни часто встречается одна и та же мысль, которую лучше всех выразила в своей анкете немолодая женщина: «Я слушаю Вас и плачу. Мне не верится, что кто-то способен забрать мою боль. Да и кому, скажите на милость, в наше время придет в голову мысль взять на себя боль чужого человека?!»