Она сделала ещё несколько шагов и оказалась лицом к лицу с растерявшейся девочкой.
– Доброй ночи, сударыня, – Селена сделала неловкий реверанс и намеревалась было протиснуться мимо старухи, но собака рыкнула ещё раз для убедительности и вцепилась зубами в подол её платья.
– Ярга! – завопил Зебу и тотчас отскочил в сторону с неестественной для человека быстротой, скрываясь в зарослях осоки.
– Фу, Шуга, фу! – замахала руками старуха. – Отпусти живо!
Собачка нехотя повиновалась и, заворчав, отступила. В зубах у неё остался кусочек материи. Селена оглядела юбку – подол был разорван, лоскут ткани неряшливо свисал до земли.
– Пойдёмте! – велела старуха, пытаясь подцепить её локоть и одновременно удержать фонарь. – Я живу совсем рядом.
– Мы не можем! – запротестовала девочка. – Нам пора.
– Это ненадолго!
Старуха вцепилась свободной рукой в запястье принцессы Лайды и увлекла обеих девочек к дому, таща одну и толкая другую перед собой.
– Куда вы нас ведёте? – крикнула Селена, опомнившись.
– Шуга порвал вашу юбку! Нужно её починить, – прошамкала старуха. – Бессовестный! Ух, я тебя! – Она попыталась замахнуться на собачку, но обе руки оказались заняты.
– Я вовсе не сержусь на вашего пса, – заверила Селена. – Нам нужно домой!
– Вы не смеете нас задерживать! – пропищала Лайда, упираясь.
Женщина буквально втолкнула их в дом, впустила собачку, вертевшуюся у ног и, плюхнувшись на сундук у двери, прошелестела:
– Старая я стала. Раньше целыми днями рыбачила и не уставала, а теперь… Эх, прошли мои денёчки!
На яргу она походила разве что сгорбленной спиной – ни светящихся глаз, ни клыков до подбородка у неё не было. Поседевшие волосы оказались уложены венком вокруг головы, морщинистая кожа выглядела желтоватой в неровном свете фонаря, маленькие жилистые руки, явно повидавшие много тяжёлой работы, легонько подрагивали.
– Нам, правда, нужно идти! – Селена опасливо огляделась, ища способ сбежать от докучливой старухи.
Дом, снаружи представлявшийся убогой развалюхой, внутри оказался неожиданно опрятным. В единственной просторной комнате стояла большая белёная печь. На стенах подле неё была развешана кухонная утварь: черпаки, ножи, поварёшки. С потолка свисали верёвки с сушёной рыбой. Массивный деревянный стол оказался заставлен мисками и горшочками. На печи дымился чугунок, источавший запах жареной рыбы, моркови и специй.
– Располагайтесь, сударышни, – старуха кивнула на деревянную скамью у стола. – Угощу вас рыбкой. Я сына ждала, думала, он раньше времени из города пожаловал. Рыбки вон наготовила, – она указала на шипящий чугунок. – Да тут много, на всех хватит. Так что ли, Шуга?
Пёсик больше не рычал. Обнюхав ноги девочек, он замахал хвостом и улёгся под лавку.
– Вы уж не обижайтесь, барышня, – старуха закопошилась, и вытащила из корзины иголку с ниткой. – Шуга он не злой, меня охраняет. Сын-то нечасто приезжает, я всё больше одна. Вы подойдите поближе, коли не трудно, я вам платье зашью. Нитки у меня, правда, подходящей нет, ну да я аккуратненько… Идите, идите, что же вы там?
Поставив торбу у двери, Селена подошла к старухе:
– Давайте, я сама.
– И то правда, – обрадовалась та, вручая девочке иголку. – Раньше-то я и шить, и ткать, и рыбачить могла, а нынче пальцы не слушаются, да и вижу неважно. Да что же я? Даже не назвалась. Вы уж, поди, подумали, что я монстра какая. Меня тётушкой Луссией звать.
– Селена, – девочка присела в реверансе, а после, подобрав юбку, принялась пришивать лоскут на место.
– А я…, – начала принцесса.
– … моя младшая сестра Дайла, – закончила за неё Селена.
Лайда надулась и отщипнула кусочек чёрного хлеба. Это не укрылось от внимания тётушки Луссии.
– Возьмите рыбки, барышня, – прошамкала она. – Я бы угостила вас, да ноги совсем не ходят. Так что не обессудьте – берите сами, что душе угодно. У меня тут, конечно, не господские закрома, а всё ж кое-что найдётся. Вы такого, поди, и не едали в своём богатом доме.
– Почему вы решили, что мы живём в богатом доме? – сделав последний стежок, Селена воткнула иголку в поданную старухой подушечку и убрала её в корзину.
– А то как же? – удивилась тётушка Луссия. – Вы, по всему видать, не здешние. Ну, да всех здешних я наперечёт знаю. Платья на вас богатые, суконные…
Лайда презрительно оглядела Селенин наряд, а после покосилась на свой собственный. Похоже, она вовсе не считала его роскошным.
Старуха тем временем продолжала:
– Кланяетесь вы по-особенному. Тутошние-то девки, как господ увидят, будто твои коровы расшаркиваются, а вы – как белые лебёдушки. Любо дорого поглядеть. Я-то в этом кое-чего смыслю. Сын у меня учёный. В совином квартале живёт, может, слышали про такой?