– Чего же вы хотите?
– Если бы я мог увидеть её…
Растерянно-слащавая физиономия Кассиса вновь приобрела суровое выражение:
– Вы не можете, мэтр Кариг!
– Если мне не дозволено выходить из дворца, то, возможно, ваши люди могли бы доставить её сюда?
– Мои люди могут доставить сюда хоть королеву-регентшу Миравии, – самодовольно заявил Кассис, – но я получил от его Величества вполне конкретные указания на ваш счёт.
– Значит, я – ваш пленник?
– Вы – наш гость, мэтр Кариг. Так не злоупотребляйте же гостеприимством!
– Что ж, благодарю, что выслушали, ваше Мудрейшество. И прошу простить за то, что имел наглость полагать, будто жизнь бедной девушки имеет какое-то значение.
– Я велю подать вам пирог.
– Прошу, не утруждайтесь. Мне больше не хочется есть.
Краем глаза Никлас наблюдал за своим тюремщиком. В душе Кассиса происходила борьба, и только далёкий от политики человек счёл бы её борьбой между долгом и благородным порывом. То была борьба между долгом и любопытством. Наконец, любопытство взяло верх:
– Что же эта девушка? Должно быть, хорошенькая?
– Как ангел, ваше Мудрейшество.
– Я так и думал. Ладно, мэтр Кариг, ради нашей давней дружбы я помогу вам. Но не просите меня устроить встречу со служанкой, это решительно невозможно! Мы поступим так: вы напишете девице письмо, а я передам его.
– Вы будете столь любезны, что согласитесь отправить слугу с запиской?
Кассис одарил Никласа слащавой улыбкой, продемонстрировав щель между передними зубами:
– Разве я могу доверить абы кому столь важное дело? Будьте покойны, я передам его лично.
Никлас отвернулся, чтобы скрыть радость – всё вышло лучше, чем он мог вообразить. Ему оставалось составить письмо. Задача осложнялась, во-первых, тем, что адресат не был обучен грамоте, а во-вторых, тем, что Кассис Мудрейший грамоте обучен был, и, конечно, намеревался сунуть нос в записку пленника.
По приказу Кассиса слуга принёс бумагу, перо и чернильницу. Придвинувшись к бюро, Никлас немного поразмыслил и принялся писать острым неразборчивым почерком:
Моя дорогая Лиа!
Это письмо предаст тебе мой друг, у которого я имею удовольствие гостить. К великому сожалению, срочные дела задержали меня в дороге, лишив возможности увидеть твоё прекрасное лицо. Больше всего на свете желал бы я, дорогая голубка, прогуляться с тобою по ярмарочной площади этим вечером, но, увы, моим чаяниям не суждено сбыться. Надеюсь, повар более не досаждает тебе, ибо, если это так, я найду и убью его, где бы он ни был! Прошу, будь осторожнее, не доверяй своей госпоже!
Твой преданный друг, Н.К.
Закончив писать, доктор Кариг свернул листок и предал его Кассису. Тот взял письмо, рассеянно оглядел его и сунул за пазуху. Никлас нисколько не сомневался, что в следующий раз Мудрейший достанет его лишь в присутствии Шамшана.
Теперь оставалось надеяться только на удачу, потому что всё от него зависящее доктор Кариг уже сделал.
Никлас ошибся – его Мудрейшество прочитал письмо прежде, чем успел дойти до королевских покоев. Благо лестница хорошо освещалась – тут горели десятки свечей в изящных бронзовых канделябрах. Кассис помнил, как погасили все свечи в день убийства бывшего короля. Тогда здесь стояла непроглядная темнота.
Содержание письма Мудрейшего не заинтересовало. Да и не было в нём ничего особенного – обычное воркование влюблённого, не более, но показать записку королю всё же стоило.
Несмотря на поздний час, его Величество Шамшан Первый всё ещё был на ногах. К удивлению Кассиса, охрана, дежурившая на лестнице, его не пропустила. Ещё более странным выглядело то, что кроме королевских гвардейцев здесь было ещё несколько человек в серых плащах без каких-либо опознавательных знаков и глубоких чёрных беретах. Все они были вооружены алебардами, у двоих видели на поясе короткие мечи.
Уверенный в том, что запрет на посещение касается других, а вовсе не его самого, Кассис обошёл охрану, спустился в подвал и вновь поднялся наверх по другой лестнице. Обычно тут ходила только прислуга, и лестница охранялась хуже основной. Так было и на этот раз – на третьем этаже дежурил только один гвардеец. Кассис знал юношу в лицо, но не помнил его имени. Охранник преградил дорогу:
– Прошу простить, ваше Мудрейшество, но мне не велено никого пропускать.
Кассис улыбнулся своей сладчайшей улыбкой: