Время от времени навстречу попадались конные, а иногда и возы, гружённые всякой всячиной от капусты и репы до мешков с птичьими перьями. Крестьяне с любопытством рассматривали путников. Некоторые продолжали оглядываться до тех пор, пока хватало обзора, и Гараша это, похоже, злило. Он запретил обращаться к кому-либо с расспросами, сказав, что это может быть опасным, и Селена не спорила. В душе, однако, она беспокоилась всё сильнее, пытаясь представить, где находится и выведет ли этот тракт к дороге Трёх мельниц.
В просветах между деревьями теперь мелькали редкие лесные хижины, но, ни бескрайних полей, ни лугов с пасущимися пятнистыми коровами, вроде тех, что простирались вдоль дороги Трёх мельниц, не было и в помине. К вечеру идти стало труднее – дорога теперь не петляла по равнине, а шла по холмам, то взбираясь вверх, то вновь снижаясь. Сделалось заметно чище и суше. Липкая грязь больше не чавкала под ногами лошадей, уступив место плотной каменистой почве. Зебу зашагал веселее и вдруг сообщил:
– Я знаю эту дорогу!
Селена уставилась на него в недоумении:
– Почему же ты молчал?
– Я не был уверен.
– А теперь?
– Теперь я знаю точно. Это была Грязная дорога.
– Ты хочешь сказать, что она закончилась? – вмешался Гараш.
– Разве не видно?! Тебе-то, конечно, не пришлось топать по мерзкой жиже…
– Зебу, прекрати сейчас же! – рассердилась Селена.
– Никогда тут не был, – проговорил Гараш, разглядывая что-то за деревьями.
Зебу скривился:
– Богатые маменькины сынки по этой дороге не ездят! Боятся замарать сапоги из оленьей кожи.
– Закрой пасть! – тотчас отреагировал Гараш.
– Перестаньте! – Селена готова была поколотить обоих. – Нам нужно найти дорогу в Ольв и помочь Хегвану, а вы опять сцепились как кошка с собакой.
– Не люблю кошек! – фыркнул Зебу. – Хоть я и не собака.
Навстречу показалась телега, запряжённая кряжистой пегой лошадкой. Возница – бородатый мужичишка с помятым жёлтым лицом – дремал, уронив вожжи на колени. Зебу тотчас создал иллюзию, представ в образе мальчика.
– Доброй луны! – окликнула Селена крестьянина, поравнявшись.
Гараш одёрнул её, но было поздно. Дядька нехотя открыл глаза и натянул вожжи, издав негромкое: «Тпр-р-р-р-у».
– Доброй луны! – повторила девочка.
– Да светит она ярко! – пробормотал крестьянин, сонно оглядывая путников.
– Не скажете ли, куда ведёт эта дорога? – перехватил инициативу Гараш.
Дядька огляделся с выражением безграничного удивления, а после вдруг обернулся и прыснул:
– Так это… Оно, вроде как… туда, репка пареная!
– Туда? – переспросил Гараш. – Нельзя ли поточнее?
Крестьянин кивнул с притворной серьёзностью:
– Можно. Прямо она ведёт, дорога твоя.
Селена решила, что пора спасать положение:
– Как нам выехать на дорогу Трёх Мельниц?
Дядька поскрёб затылок и проговорил нараспев:
– Далековато выходит, репка пареная! Ну, да выехать туда можно. Стало быть, свернёте на развилке у трёх берёз. Это, значит, где из одного ствола торчат три дерева. Их, репка пареная, ни с чем не спутаешь! Там будет тропка. Пойдёте по ней, может, к ночи и выберетесь на свою дорогу. Только страховато оно как-то.
– Вы хотели сказать «страшно»? – не поняла девочка.
Крестьянин мотнул головой:
– Не так, чтобы прям уж страшно – страховато. Мидавы там ходють здоровые, чернющие. Какого-то каторжника ловють. Я сам давеча оттудова. Ух, и рожи, я вам доложу! Натерпелся страху! Нет уж, лучше я по грязюке до городу почапаю, чем на рожи ихние поганые глядеть…
– Куда, говорите, повернуть надо? – прервал его Гараш. – Направо или налево?
– Так ведь это… – задумался дядька, –… налево, стало быть.
Гараш тронул коня так быстро, что Селена едва успела крикнуть «Спасибо!».
Отъехав на пару сотен шагов, крестьянин снова почесал затылок. Не то чтобы у него чесалась голова, просто так легче думать. А думать было о чём.
– Вот ведь пострелята! Не сидится им дома, репка пареная! – пробормотал он, обращаясь к лошади. Кобыла кивала головой в такт шагам, не иначе соглашаясь с хозяином. – Вот в наше-то времечко… Жалко детишек, сиротки, небось. Потому одни по дорогам и шляются себе на горе. И ведь лошадей где-то приголубили. Славные лошадки, не тебе чета! Ну, да горе не беда, репка пареная! Авось как-нибудь доберутся. Я-то, поди, всё верно сказал, ничего не спутал. С грамотой-то у меня не ахти, а всё ж право-лево различаю. Налево повернут, туда, стало быть… Он поднял левую руку, указывая направление. Лошадь продолжала кивать.