Поэтому он продолжал писать книгу своей жизни — и терпеливо ждать.
Вскоре пошел снег, его пушистые белые хлопья закружились за окнами, постепенно устилая сад и дорогу перед домом. Во двор ватагой прибежали дети, распевавшие веселые рождественские гимны, и он был щедр с ними. На какое-то короткое время можно было поверить, что на земле царит мир.
Поздно вечером двадцать третьего декабря приехали дочери, засыпавшие его подарками в бумажных свертках и поцелуями. Первой появилась младшая, Аманда. С наблюдательного пункта на шкафу Йеттеринг недобро осмотрел ее. Она не выглядела идеальным материалом для внедрения во вражескую оборону. У нее были чересчур внушительные габариты. Джина последовала двумя часами позже: стройная и довольно миловидная, она казалась такой же неуправляемой особой, как и ее сестра. Они с хохотом бросились хозяйничать в доме: вытащили все содержимое из морозильника; переставляли мебель; носились по всем комнатам и кричали друг дружке (и отцу), как им не хватало семейной компании. Через несколько часов унылое жилище одинокого вдовца засияло чистотой, опрятностью и любовью.
Йеттерингу стало не по себе.
Он сунулся в ванную комнату, намереваясь перевернуть вверх дном всю ее обстановку, но внезапно его охватило какое-то оцепенение. Он был способен только сидеть, слушать и обдумывать планы возмездия.
Джек радовался тому, что дочери навестили родной дом. Аманда, такая же решительная и сильная, как ее мать. Джина, больше напоминавшая его мать: сообразительностью, лукавством. Их присутствие было трогательным до слез: и вот он, гордый отец, был вынужден подвергать их обеих жуткой опасности. Но разве у него был другой выход? Если бы он отменил рождественские праздники, то это выглядело бы крайне подозрительно. Это могло нарушить его стратегический замысел, насторожить врага и сорвать всю игру.
Нет; он должен был по-прежнему прикидываться круглым идиотом и не делать того, чего враг ожидал от него.
Его время еще не наступило.
В 3 часа 15 минут рождественского утра Йеттеринг открыл военные действия, сбросив Аманду с постели. Сонно потирая ушибленную голову, она забралась обратно — только для того, чтобы ее ложе мгновенно затряслось и встало на дыбы, как норовистый жеребец.
От грохота и воплей проснулся весь дом. Первой в комнате очутилась Джина:
— Что случилось?
— Там кто-то под кроватью.
— Что?
Джина взяла со стола пресс-папье и громко потребовала, чтобы злоумышленник вылез наружу. Йеттеринг незримо сидел на подоконнике и строил женщинам неприличные жесты.
Джина заползла под кровать. Йеттеринг уже вскарабкался на люстру и раскачивал ее, отчего тени прыгали по стенам, как на корабле во время четырехбалльного волнения.
— Там ничего нет.
— Есть.
Аманда знала, что говорила.
— Есть, Джина, — сказала она. — Мы не одни в этой комнате, я уверена.
— Нет, — насупилась Джина. — Здесь никого нет.
Аманда пыталась заглянуть за гардероб, когда вошел Поло:
— Что за шум?
— Папа, в доме что-то неладное. Меня кто-то сбросил с кровати.
Джек посмотрел на скомканные простыни, на перевернутый матрац и перевел взгляд на Аманду. Предстояло первое испытание: нужно было солгать по возможности небрежно.
— Похоже, тебе приснился нехороший сон, дочурка, — сказал он и изобразил невинную улыбку.
— Под кроватью что-то было, — продолжала настаивать Аманда.
— Сейчас там никого нет.
— Но я же чувствовала.
— Хорошо, я проверю весь дом, — предложил он без особого энтузиазма, — а вы обе оставайтесь здесь, на всякий случай.
Когда Поло покинул комнату, люстра закачалась еще сильнее, чем прежде.
— Фундамент, — сказала Джина. — Осадка.
Внизу было нетоплено, и Поло мог бы обойтись без шлепанья босиком по холодному кафелю кухни, но его радовало то, что битва началась с подобной мелочи. Он немного боялся, что с такими хрупкими жертвами в руках враг окажется куда более свирепым. Но нет: он не ошибся, оценивая характер этого существа. Оно было из разряда низших. Могучее, но несообразительное. И способное потерять самообладание. Теперь он знал, что делать. Главное — соблюдать осторожность.
Он побродил по всему дому, добросовестно открывая шкафы и заглядывая за мебель; потом вернулся к дочерям, которые молча сидели на лестнице, у двери в комнату. Аманда выглядела маленькой и бледной — снова ребенок, а не двадцатидвухлетняя женщина.
— Никого и ничего, — с улыбкой объяснил он. — Рождество наступило, но в нашей избушке...
Джина договорила за него.
— Никого не слыхать: даже мышки-норушки.
— Даже мышки-норушки, дочка.
В этот момент Йеттеринг дал о себе знать, смахнув с этажерки тяжелую хрустальную вазу.
Даже Джек подскочил на месте.
— Дерьмо, — вырвалось у него.
Ему хотелось поспать, но Йеттеринг явно не намеревался оставлять его в одиночестве.
— Ке сера, сера, — пробормотал он, подобрав осколки вазы и завернув их в газету.
— Видите, дом оседает на левый бок, — добавил он немного громче. — Это продолжается уже несколько лет.
— Осадка фундамента, — со спокойной уверенностью проговорила Аманда, — не вышвырнула бы меня из моей постели.
Джина промолчала. Число альтернатив было ограниченным. Ситуация складывалась неприятная.
— Ну, значит, это был Санта-Клаус, — почти развязно предположил Поло. Он взял обеими руками сверток с осколками вазы и направился в кухню, ничуть не сомневаясь в том, что каждый его шаг внимательно прослеживается.
— А кто же еще? — крикнул он снизу, запихивая сверток в мусорную корзину. — Единственное другое объяснение, — тут он осмелел настолько, что позволил себе вплотную приблизиться к истине, — единственное другое возможное объяснение было бы сейчас слишком неуместным.