– Наши люди разосланы в радиусе пятидесяти миль, мистер Милтон, – говорило чье-то каменное лицо со всепонимающими глазами. – Они не оставят ни один холм непрочесанным. Мы схватим его, кем бы он ни был.
– Он отнял у меня ребенка, вы понимаете? Убил его на моих глазах...
Никто не выразил ужаса.
– Мы делаем все, что в наших силах.
– Но это вряд ли вам по силам. Он... вовсе не человеческое существо.
У Айвеноу все те же понимающие глаза: он-то знал, насколько нечеловеческим оно было.
– Среди нас есть представители министерства обороны. Им надо только предъявить протоколы, и они окажут нам помощь. Тогда мы, безусловно, будем способны на большее, – спокойно произнес он. Потом гордо добавил:
– На это пойдут общественные деньги, сэр.
– Да вы просто кретин! Вы думаете только о том, во что вам обойдется его смерть. Вы что, не видите, он же не человек! Он выходец из Ада!
Айвеноу покинули мысли о благотворительности.
– Если бы он был из Ада, сэр, – сказал он, – ему не удалось бы поднять Кута за шею с такой легкостью.
Кут... Рон знал этого человека. Почему он не подумал об этом раньше? Кут...
Рон считал себя верующим, и ему всегда было трудно с ними разговаривать. Но придется стать терпимее: ему предстоит вынужденная встреча с оппозицией, с одним из ее представителей и надо выбросить из головы все существующие в ней барьеры. Это просто необходимо сделать, если он собирается отыскать орудие против Дьявола.
Надо найти Кута.
– Не пора ли поговорить с его женой? – предложил один полицейский. Мэгги, сидела безмолвно, убитая горем. На ее руках спала Дебби. Здесь они в полной безопасности и им не нужна его помощь.
Посетить Кута раньше, чем его посетит смерть...
Ревренд передаст ему то, что знает о чудовище: он лучше понимает, что такое боль, чем эти мартышки. В конце концов гибель его ребенка – дело не только полиции, но и церкви.
Он сел за руль, перед глазами стояло лицо сына. Человечка, который носил его имя – ведь после крещения Рона нарекли Яном. Сын – это был он сам, кровь от крови, плоть от плоти. Спокойный ребенок, в глазах которого таилась безысходность.
Сейчас Рон не плакал. Сейчас настало время мстить.
До полуночи оставалось минут тридцать. Над Королем взошла луна. Он сидел среди изобильного поля, что к юго-востоку от фермы Николсона. Над слабо освещенным жнивьем сгустилась тьма. Оно пахло аппетитно, но предательски обманчиво. Оно пахло землей и ее гниющими плодами. Король собирался обедать. Главным и, наверное, единственным блюдом будет Ян Милтон. Лакомство перед ним: можно было опустить в разорванную грудь руку и прилечь на локоть, выбирая царственными перстами деликатесы.
Он пировал под серебряным навесом лунного света. Ему никогда не было так хорошо. На десерт была восхитительная коленная чашечка, легко снятая с подноса округлой кости. Голый Мозг проглотил ее целиком.
Сладко.
Боль утихла, и Кут думал, что умер, но смерть не приходила к нему. Теперь Кут не звал ее – страдания прекратились. В расплывавшихся кругах желтых стен комнаты возникло чье-то лицо. Оно молило его прислушаться к своей просьбе. Кут знал, что в посмертном мире ему придется разговаривать с Богом. Отвечать на его вопросы. Отвечать за свои грехи. Он даже мог предположить, о чем зайдет речь сначала. Но Бог произнес слова, которых он не ожидал. Они потрясли его:
– Он убил моего сына, – говорил Рон. – Расскажи мне о нем все, что знаешь. Прошу тебя. Я поверю в любые слова, которые ты произнесешь.
Им владело великое отчаяние:
– Помоги мне справиться с ним...
Картины вихрем закружились в голове Кута: унижение Деклана, облик страшного чудовища, алтарь... Он хотел помочь, он должен помочь.
– ...там, в церкви...
Рон наклонился ниже.
– ...где алтарь... он боится... где алтарь...
– Ты имеешь ввиду крест? Он боится креста? – Нет... он не бо...
– Господи, нет!
Кут сделал хриплый выдох и умер. На изуродованном лице появились метки смерти: радужная оболочка оставшегося глаза наполнилась красным, слюна впиталась в недвижный рот. Рон долго смотрел. Затем он вызвал сестру и тихо вышел, оставив дверь открытой.
В церкви кто-то был. Полиция закрыла дверь на висячий замок, но он был сбит, дверь приоткрыта. Рон тихонечко увеличил щель и скользнул вовнутрь. Она не освещалась свечами – вместо них горел небольшой костер, разведенный на полу. Огонь поддерживал молодой человек, показавшийся Рону знакомым: его часто можно было встретить на улицах городка. Продолжая подкармливать пламя книгами, он оторвал взор от теплого марева:
– Чем я могу помочь? – спросил он.
– Я пришел, чтобы... – Рон затруднялся продолжить. Должен ли он говорить этому человеку правду? Наверное, нет: что-то здесь было не так.
– Я кажется задал вопрос. Так что тебе нужно?
Рон шел между рядами скамей. Прямо к огню, который все лучше проявлял черты вопрошавшего. Одежду в пятнах и покрытую пылью, глаза, впавшие так глубоко, словно мозг всосал их в себя.
– Тебе никто не давал права находиться здесь...
– А я думал, что любой может зайти в церковь, – выговорил Рон, уставившись на черневшие в пламени страницы.
– Но только не сейчас. Сейчас ты должен убраться отсюда ко всем чертям.
Рон продолжал идти к алтарю.
– Я же сказал «ко всем чертям». Ты что не слышал? Вон отсюда!
– Мне нужен алтарь. Я уберусь только тогда, когда взгляну на него поближе.
– Ты ведь говорил с Кутом, не так ли?
– С Кутом?
– И что же наболтала тебе эта старая лживая развалина? В жизни она не произнесла и слова правды, ты знаешь об этом? За правду он держал вот что... – он швырнул на стол молитвенник.
– Я сейчас взгляну на алтарь. И тогда будет ясно, как часто он врал и врал ли вообще.
– Ты этого никогда не сделаешь!
Засунув в огонь новую стопку книг, человек преградил Рону дорогу. Даже не запах пыли исходил от него – запах дерьма. Его руки впились в шею Рона со стремительностью ястреба, тот повалился на пол, и схватка началась. Пальцы Деклана пытались выдавить ему глаза, зубы яростно скрипели у самого носа.
Рон поразился слабости собственных рук, не предпринимавших никаких действий. Почему он и сейчас продолжает оставаться тем, кем всегда считала его Мэгги? Почему в нем не взыграет кровь? Надо хоть как-то обороняться, ведь этот ненормальный может и убить.
Все вокруг озарила ярчайшая вспышка, словно чернота ночи стала внезапно блеском дня. Все, что можно было увидеть в восточном окне, залилось оранжевым светом. Отовсюду раздавались крики. Сильнейший огонь, раскрасивший все вокруг в свой собственный цвет, сделал пламя костра почти незаметным на фоне беснующегося марева.
Деклан забыл на секунду о поверженном противнике, и тот воспользовался этим: Рон оттолкнул от своего лица подбородок Деклана и, ударив в его живот коленом, с силой сбросил с себя. Соперник хотел возобновить сражение, но вторая атака не удалась: Рон рванулся к нему и, крепко схватив за волосы, повалил на землю, сжав другую руку в кулак. Он колотил лицо Деклана до тех пор, пока не услышал, как ломаются кости черепа, не прекращал бить и тогда, когда из носа потекла кровь, и тогда, когда были выбиты почти все зубы и переломаны челюсти. Он останавливался и бил снова, пока из его разрезанного костью кулака не хлынула кровь.
Зел был превращен в огромный костер.
Голому Мозгу часто приходилось устраивать пожары. Бензин был новым элементом в искусстве использования огня, к нему надо было привыкнуть. Но Голый Мозг не мог ждать. Он помнил, как из раненого железного зверя вытекала огнетворная кровь, – и он просто открыл бочки, в которые она сливалась. Просто открутил навинчивающиеся крышки и пустил жидкость вниз по Главной авеню, судорожно и жадно глотая наполненный ароматом бензина воздух. Дальнейшее Голый Мозг делал уже много раз. Результат восхитил его: бурлящее море живого огня сметало растительность и животных, врывалось в дома, быстро превращая их в жаркие угли, и неслось дальше, дальше, дальше. В воздух взлетали соломенные крыши и маленькие постройки. В считанные минуты Зел превратился в жаровню.