– Кто там?
– Сеньор Локки? – голос из коридора принадлежал молодому человеку.
– Да! – Локки не мог отыскать брюк в складках простыни. – Да! Что тебе нужно?
– Mensagem, – сказал юноша. – Urgente. Urgente.
– Ты ко меня? – Он, наконец, нашел свои брюки и теперь надевал их. Женщина совершенно спокойно наблюдала за происходящим, лежа в кровати и поигрывая пустой бутылкой. Застегнувшись, Локки проделал три шага – от кровати к двери. На пороге стоял мальчик, черные глаза и особенный блеск кожи свидетельствовали о его индейском происхождении. Он был одет в тенниску с рекламой «кока-колы».
– Mensagem, Сеньор Локки, – повторил он, – …do hospital.
Мальчик смотрел мимо Локки на женщину в кровати, осклабясь от уха до уха.
– Больница? – переспросил Локки.
– Sim. Hospital «Sacrado Coraca de Maria».
Это может быть только Стампф, подумал Локки. Кому еще в этом богом и чертом забытом месте он может понадобиться? Никому. Он посмотрел на личико с раскосыми глазами.
– Vem komigo, – сказал мальчик, – Vem komigo. Urgente.
– Нет, – решил Локки. – Я остаюсь. Не сейчас. Понимаешь меня? Потом, потом.
Мальчик пожал плечами.
– …Ta morrendo.
– Умирает?
– Sim. Ta morrendo.
– Ладно, бог с ним. Понимаешь? Возвращайся и скажи ему, что я приду, когда освобожусь.
Мальчик опять пожал плечами.
– E meu dinheiro? – сказал он, когда Локки уже закрывал дверь.
– Пошел к черту, – бросил Локки и захлопнул дверь.
Когда после двух часов и одного бездарного акта с безразличной особой Локки открыл дверь, он обнаружил, что мальчик в отместку нагадил на порог.
Больница «Sacrado Coraca de Maria» была плохо приспособлена, чтобы болеть; уж лучше умирать в своей кровати в компании с собственным потом, думал Локки, шагая по грязному коридору. Удушливый запах медикаментов не мог заглушить испарений больной человеческой плоти. Ими были пропитаны стены; они жирной пленкой садились на лампы и пол. Что могло стрястись со Стампфом, что он угодил сюда? Драка в баре? Не сошелся с сутенером в цене за женщину? Немец был просто слишком глуп, чтобы влипнуть во что-нибудь подобное. – Сеньор Стампф? – спросил он у женщины в белом, проходившей по коридору. – Мне нужен Сеньор Стампф.
Женщина потрясла головой и указала дальше по коридору на замученного вида мужчину, который остановился на мгновение, чтобы зажечь сигару. Локки подошел. Мужчина стоял в клубах едкого дыма.
– Мне нужен Сеньор Стампф, – сказал Локки.
Мужчина, усмехнувшись, посмотрел на него:
– Вы Локки?
– Да.
– Ага, – он затянулся. Дым был настолько едким, что мог бы вызвать рецидив у самого тяжелого пациента. – Я доктор Эдсон Коста, – сказал мужчина, протягивая холодную руку Локки. – Ваш друг ждал вас всю ночь.
– Что с ним?
– У него болит глаз, – сказал Эдсон Коста, совершенно безразличный к состоянию Стампфа. – И у него небольшие ссадины на руках и лице. Но он не подпускает к себе никого. Он сам себе доктор.
– Но почему? – удивился Локки.
Доктор, казалось, был озадачен.
– Он платит за стерильную комнату. Платит хорошо. Поэтому я его туда поместил. Хотите его увидеть? Может, заберете его?
– Может, – ответил Локки без всякого энтузиазма.
– Его голова… – сказал доктор. – У него галлюцинации.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он пошел широкими шагами, оставляя за собой дымовой шлейф. Пройдя через главное здание и небольшой внутренний двор, они оказались возле палаты со стеклянным окошком в двери.
– Здесь, – доктор показал на дверь, – ваш друг. Скажите ему, – сказал он, как будто дал прощальный залп, – чтобы заплатил, или пусть завтра уезжает.
Локки заглянул в стеклянное окошко: грязновато-белая комната была пустой – только кровать и небольшой стол, освещенный тем же зловещим светом, что пробирался в каждый угол этого заведения. Стампф не лежал в кровати, а сидел на корточках в углу. Его левый глаз был скрыт большим тампоном, привязанным кое-как бинтами вокруг головы. Локки уже довольно долго смотрел на Стампфа, прежде чем тот почувствовал, что за ним наблюдают. Он медленно поднял голову. Его здоровый глаз, как бы в компенсацию за потерю другого, казалось, расширился в два раза. В нем был страх, которого хватило бы на оба глаза; да хоть на дюжину глаз. Осторожно, как человек, кости которого настолько ломки, что он боится их переломать от малейшего движения, Стампф отделился от стены и подошел к двери. Он не открыл ее, а стал переговариваться с Локки через стеклянное окошко.
– Почему ты не пришел? – сказал он.
– Я здесь.
– Но раньше, – лицо Стампфа все было в кровоподтеках, как будто его били. – Раньше.
– Я был занят, – ответил Локки. – Что с тобой стряслось?
– Это правда, Локки, – сказал немец. – Все правда.
– О чем ты?
– Тетельман мне все рассказал. О тех словах Черрика. О том, что мы изгнанники. Это правда. Они хотят вышвырнуть нас.
– Мы сейчас не в джунглях, – сказал Локки. – Здесь тебе нечего бояться.
– О, если бы так, – глаз Стампфа расширился еще больше. – Если бы так. Я видел его.
– Кого?
– Старика. Из деревни. Он был здесь.
– Забавно.
– Он был здесь, черт тебя побери! – воскликнул Стампф. – Он стоял тут, на твоем месте, и смотрел на меня через стекло.
– Ты, видно, слишком много выпил.
– Это случилось с Черриком, и теперь это происходит со мной. Они губят нашу жизнь…
Локки хмыкнул:
– У меня нет проблем.
– Они не дадут тебе ускользнуть, – сказал Стампф. – Никто из нас не ускользнет. Пока мы не заплатим сполна.
– Тебе придется освободить эту комнату, – Локки надоела эта болтовня. – Мне сказали, что к утру тебе придется убраться.
– Нет, – ответил Стампф. – Я не могу. Я не могу.
– Тебе нечего бояться.
– Пыль, – сказал немец. – Пыль в воздухе. Она меня поранит. Мне в глаз попала пылинка – всего лишь пылинка – и с тех пор он кровоточит без остановки. Я даже не могу лечь, простынь колет меня, как гвоздями. Когда я хожу, мне кажется, что ступни вот-вот растрескаются. Ты должен мне помочь.
– Как? – спросил Локки.
– Заплати им за комнату. Заплати, чтобы я мог остаться и дождаться специалиста из Сан-Луиса. А потом, Локки, возвращайся в деревню. Возвращайся и скажи им, что я не претендую на их землю. Что больше ей не владею.
– Я вернусь туда, – сказал Локки, – когда будет время.
– Ты должен сделать это быстро, – настаивал Стампф. – Скажи им, что я хочу жить.
Вдруг перевязанное бинтами лицо Стампфа исказилось, и его взгляд устремился мимо Локки на что-то в глубине коридора. Его дрожащие от страха губы прошептали только одно слово:
– Пожалуйста.
В недоумении, Локки обернулся. Коридор был пуст, за исключением жирных мотыльков, которые кружили вокруг лампы.
– Там ничего нет, – сказал он, снова поворачиваясь к двери. На забранном проволочной сеткой окошке были отчетливо видны отпечатки двух окровавленных ладоней.
– Он здесь, – немец неподвижно глядел на окровавленное стекло. Локки не спросил, кто. Он потрогал отпечатки рукой. Они, все еще влажные, были на его стороне двери.
– Боже, – выдохнул он. Кто мог проскользнуть мимо него и оставить отпечатки, а затем так же незаметно исчезнуть, в то же время как он обернулся лишь на мгновение? В это трудно было поверить. Он вновь оглянулся на коридор. Там не было никого. Только лампа немного раскачивалась, как будто задетая движением воздуха, и мотыльки шелестели своими крыльями:
– Что происходит?
Стампф, потрясенный отпечатками, слегка дотронулся пальцами стекла. В месте прикосновения из его пальцев проступила кровь, и поползла каплями по стеклу. Он не убирал пальцы, а смотрел на Локки глазами, полными отчаяния.
– Видишь? – сказал он очень спокойно.
– Что ты выдумываешь? – Локки тоже понизил голос. – Это просто какой-то трюк.