– Тихо! – прервала перепалку Фурия, открыла книгу левой рукой, а правой разгладила страницу.
Ей понадобилось сосредоточиться всего на секунду, чтобы расщепить страничное сердце. Слои бумаги разошлись, из них пролился свет и озарил внутренности корабля. Слова на открытой странице светились голубоватым огнём. Фурия подумала о том, чего она хотела добиться, и про себя прочитала тайные слова.
Из книги немедленно появился светящийся шар размером не больше мужского кулака. Он взмыл вверх и повис в воздухе над головой Фурии. Пока петушиная книга была открыта, светящийся шар мог сопровождать их повсюду.
Они находились в огромном помещении, когда-то, должно быть, бывшем роскошным корабельным салоном, какие раньше были на каждом круизном лайнере. Крушение, сражения на борту и отвратительный климат ночных убежищ – всё это привело к тому, что мебель и обшивка стен сгнили, окна и двери потрескались и покосились. Всё было покрыто чёрной коркой влажного вулканического пепла. Очертания кресел и столов под ней угадывались с трудом.
– Почему тут вообще ещё что-то сохранилось? – спросила Фурия, повернув голову к Зибенштерну. – Чернильным поганкам всё это не пригодилось?
Оказавшись около лагеря, Фурия видела, что его жители приспосабливали к делу каждую мелочь. В краю, где не росли деревья, любую деревяшку использовали для строительства хижин и клетушек. То обстоятельство, что внутри корабля старая мебель гнила просто так, казалось ей подозрительным.
– Чернильным поганкам не разрешается забираться на борт, – ответил Зибенштерн. – Федра считает, что религия, которую она им навязывает, должна включать в себя некое тайное место. Святилище.
Фурия недоумённо поглядела на него. В свете шара над её головой старик казался бледным как смерть, несмотря на лицо, запорошённое чёрными крошками.
– Святилище?
– Федра уже давно поняла одну вещь: столько… – Зибенштерн заколебался, – столько людей невозможно удержать вместе разумными доводами или с помощью надежды. Необходимо, чтобы они во что-то поверили. Она дала поганкам высший порядок мироустройства, силу, управляющую миром.
– Федра требует, чтобы ей поклонялись, как богине?
Это даже было в какой-то степени логично, в конце концов, многие авторы почитали Федру в мифах и легендах как праматерь библиомантики.
Зибенштерн, однако, покачал головой:
– Нет. Если бы все эти люди снаружи были библиомантами, они могли попытаться так поступить. Но предками чернильных поганок были экслибры, выпавшие из книг. И Федра подарила им веру в книгу – книгу, превосходящую все остальные книги на свете. В книгу, рассказывающую историю обо всех нас, а не только об экслибрах. Даже мы с тобой, Фурия, – только её персонажи. Федра называет её Liber Incognitus.
– Глупость какая! – фыркнула Фурия.
– Может быть.
Фурия смерила старика взглядом:
– Но ты же не веришь в это?
– Я создал Федру и мир библиомантики, описав его в «Книгах творения». Мысль о том, что я сам лишь кем-то выдуманный персонаж, не более абсурдна, чем этот факт, верно? Возможно, вся вселенная устроена по принципу библиотеки в библиотеке: каждая книга только часть другой книги, каждый человек – выдумка автора, которого, в свою очередь, выдумал другой автор.
Попытавшись представить себе такую вселенную, Фурия почувствовала головокружение.
– Тем не менее должен быть автор, с которого всё началось. Тот, кто написал самую первую книгу, – проговорила она.
– Можно предположить, что от Liber Incognitus нас отделяет всего одна ступень, – а быть может, и сотня ступеней. Теоретически число таких ступеней может уходить в бесконечность. Книга в книге в книге… – Зибенштерн помедлил, словно желая что-то добавить, но в результате лишь пожал плечами и махнул рукой: – Я привёл тебя сюда не затем, чтобы говорить о мироустройстве с позиций Федры! Пошли дальше.
Теперь Фурию просто распирало от любопытства, но она решила пока не показывать этого и оглянулась. На стенах салона висели полуразвалившиеся полки. Так как корабль передвигался с помощью библиомантики, Фурия предположила, что изначально они были уставлены книгами. Она перешла на противоположную сторону салона, чтобы взглянуть на что-то похожее на болото, образовавшееся у основания пустых полок.
Там лежали остатки бумаги, как она и опасалась. Сердце её забилось чаще, к горлу подкатил комок. Столько разодранных книг, слежавшихся в сплошную серовато-чёрную массу! Библиоманту сложно было вынести это.