— Не… японец… Уэйт… хальт… постой! Ты что, русский?
— Нет, блин, я африканец. Бушмен-людоед. Убери свою брызгалку наконец, водой меня не проймешь.
— Водой?.. Откуда ты знаешь?! Ты шпион, наверно! Вражеский разведчик, проникший в крепость Ми-тян и Канарии, чтобы выведать их тайны!
— Хм, ну не…
— Агент темных сил у Ми-тян дома! Ужасно, просто ужасно, наверно! Теперь отважная Канария должна сразиться с ним и заставить выложить все, что он знает!
— Ты дашь мне хоть слово сказать?
— Кто тебя прислал? Суигинто, наверно?
— Да заткнись ты уже!
— Сам заткнись! Нет, то есть говори, наверно!
— …!!!
Это даже не цензурный пропуск. Просто блядских ебаных слов уже нахуй не осталось.
Не знаю, во что вылился бы этот дебильный спаренный монолог, если бы в этот момент из-за моей спины не вылетел черно-золотой луч. Суок встала между нами, направив на Вторую косу, как копье.
— Придержи язык, дура, — я едва не вздрогнул от звука ее голоса. Таким я слышал его всего однажды. Сталь. Инструментальная. Легированная. Титаном.
Канария при виде ее чуть не свалилась со стола. Глаза ее стали размером с бильярдный шар.
— Ты-ты-ты-ты кто такая?!
— Та, что откромсает тебе твой наглый язык.
— Но… — вдруг она просияла и встала на столешнице, опершись на зонтик и вытянув палец к нам. — Я поняла, наверно! Ты — Седьмая Кукла. Что ж, приятно познакомиться!
— Неприятно познакомиться… — и тут Суок прибавила такое, от чего глаза на лоб полезли уже у меня. Да. Гм. Са-а-анта Росалия, регина стефана… Откуда? Вроде и фильтровал базар при ней, и услышать ей было особенно негде… Или в Розу просочилось при создании? Похоже на то…
Вторая же от таких предложений просто освекленела.
— Что? Да как ты смеешь! Я Канария, умнейшая из Rozen Maiden, тебе следует относиться ко мне с надлежащим уважением, наверно!
— А я — Кокуосэки, Антраксова дочерь! — отчеканила Суок. — И я никому не позволю проявлять неуважение к Отцу!
Моя девочка. Не думал, что у кого-нибудь на свете могут раскрыться глаза еще шире. Как выяснилось, я вновь заблуждался.
— Чья дочерь?!
— Моя, — скромно хмыкнул в кулак я. Она переводила неверящий взгляд с меня на Суок и обратно.
— Ты… ты не Седьмая? Все… повторяется?..
— Ну, не совсем, — усмехнулся я. — Моя дочь не планирует становиться Алисой, в отличие от Барасуишо. В ваших разборках мы участвуем скорее в качестве ассистентов одной из сторон. Впрочем, тебе-то никакой разницы нет, по большому счету. Играем мы на другой стороне поля — к твоему несчастью.
Я потрепал Суок по распущенным волосам.
— Убей ее.
— С удовольствием, Отец.
Вид отпавшей челюсти Канарии ласкал мой взор не более секунды, ибо в следующую Суок, прыгнув вперед, с размаху развалила пополам стол, на котором та стояла. Вторая едва увернулась от порыва черно-золотого ветра — все-таки боевые навыки кукол несравненны. Меня бы распластало вместе со столом.
Другое дело, что на меня дочь руку не поднимет.
— Постой, что ты делаешь! Ты же не Rozen Maiden, прекрати!
Вжик! Торшер, которым заслонилась Канария, поехал по косому срезу и развалился пополам.
— А-а-а, это же лампа Ми-тян! Она стоила десять тысяч йен, наверно!
Дзан-н-н! Пнув в грудь, Суок отшвырнула ее в стену — спиной в картину, — и прыгнула вслед.
— Погоди, давай поговорим спокойно!
С-с-са! В воздух взлетела отсеченная прядь зеленоватых волос.
— Да ты сдурела, наверно!
Ш-шорх! Некстати подвернувшееся под черный клинок маленькое платье сбежало с перерубленной вешалки двумя кусками ткани.
— Ну это уж слишком! Пиччикато!
— Бэрри-Белл! — рявкнул я даже секундой раньше.
Желтая и зеленая сферы ударили друг в друга со стеклянным звоном — и разлетелись, стремительно уменьшаясь. Фуф. Успел. Суок была близко, слишком близко…
Но все же это было скверно. Момент был утерян. Пока ослепленная вспышкой Суок мотала головой и протирала глаза, Канария улучила-таки желанное мгновение, чтобы выставить зонт перед собой. Теперь она стояла на спинке дивана, держа его, как шпагу, и глядя на нас.
— Я предупреждала, — холодно произнесла она и метнулась вперед.
Избиение кончилось. Началась битва. В первый раз я ясно увидел, как сражаются куклы. И это действительно нельзя было передать никакими рисунками.
Коса в руках моей дочери превратилась в размытый полукруг исчерченной золотом темноты, порхающей вокруг нее, как стая бабочек. Стремительность, с которой она полосовала ускользающее размазанное желто-оранжевое пятно, посрамила бы не только ястреба, но даже богомола. Я едва мог выхватить отдельные моменты схватки, тонувшей в мелькании сталкивающихся с сухим треском косы и зонтика. Проклятая тряпочная хреновина оказалась на удивление прочной. Суок пыталась достать Канарию лезвием и ногами, одновременно увертываясь от резких уколов зонта в ее руках. Стиль боя той нельзя было назвать даже фехтованием — никаких позиций или хитровывернутых выпадов, просто зонт, казавшийся продолжением ее руки, разил, как кобра, из самых невероятных положений, в которых, будто на стробоскопической съемке, иногда удавалось выхватить ее тело, оставлявшее за собой в воздухе странный след, похожий на серию мгновенных голографических вспышек.
Вжавшись спиной в стену, я выполнял свою часть работы, то есть изо всех сил старался не попасть под шальной удар. О том, чтобы поддержать янтарем Суок, не было и речи — на таких скоростях это было невероятно опасно, с моим везением я наверняка угодил бы в нее. Мне оставалось только по мере сил контролировать ситуацию — именно что «по мере сил». То есть вообще никак.
Хотя… Нет, кое-что я все же мог. Но время для этого еще не пришло.
Сверху дождем сыпались зеленые и золотые искры: Бэрри-Белл и Пиччикато выясняли отношения на всю катушку. Мой маленький помощник старался на славу, не подпуская к Канарии ее хранителя. Прекрасно. Перевес по-прежнему был на нашей стороне: без своего духа Вторая не могла призвать скрипку, Суок же не нуждалась ни в чьей помощи.
Прозевав удар древком косы по лбу, Канария отскочила за стул и вдруг, ухватив его за ножку, молниеносным движением швырнула в меня. Я инстинктивно вскинул руки, раздался треск: вспыхнувшая на миг передо мной выпуклая стенка цвета ядовитого меда приняла на себя удар. Отдачи при этом не было. Ого! Я и не знал, что так могу! Белая Карта вновь удивила меня. Чего еще я о ней не знаю, интересно? В следующее мгновение Суок с яростным криком ударила нашу противницу плечом в грудь. Драка возобновилась. Комната уже напоминала дзот после попадания фугасного снаряда. Я откровенно наслаждался происходящим.
Но вскоре мне стало ясно, что спектакль пора кончать. Канария оказалась неожиданно крепким орешком: даже без медиума, она смогла противостоять моей дочери почти на равных, хотя и постоянно пятилась, увертываясь от всполохов черной стали. За окном уже темнело, скоро с работы придет Ми-тян. Что будет тогда? Сказать было нельзя. И я привел в действие резерв.
Проведя рукой по своему кольцу, я открыл канал. В висках сразу чуть загудело, безымянный палец слегка задрожал — определенно надо бросать курить. Спина Суок вздрогнула. Отпрыгнув, она быстро взглянула на свое кольцо, потом на меня. Я послал ее обратно в бой не слишком ласковым взглядом. От сердца к пальцу по нитям нервов медленно шли кольца холода.
Вот, значит, каково оно — быть медиумом?
— Отец, что ты делаешь?
— Не отвлекайся, дожми ее!
И все же мы опоздали…
Когда Суок вновь оказалась возле Канарии, та уже, взвившись в воздух, довершала размах. Ее зонт с силой ударил по Бэрри-Беллу, опутавшему своего яростно трепыхавшегося противника сетью сверкающих желтых искр. Золотая оса, издав тихий звон, шарахнулась в сторону, сеть распалась, освободившийся Пиччикато бирюзовым смерчем завертелся вокруг зонта. Хлопок. Тихий шелест шелка. Негромкий мелодичный звук.
Уложив скрипку на плечо, Вторая, зависшая в воздухе, строго взглянула на нас и взмахнула смычком.
— Уходите немедленно, и останетесь живы.