— Ты что-то сказала? — отстранилась она.
— Я с-хогласна…
— Клянешься?
— Д-ха…
— Клянись!
— Клянусь…
Волосы разжали свою хватку, и расплывчатый полупрозрачный силуэт беззвучно упал на хрустальный пол. Сквозь бежевую дымку слабо мерцали две алые искры.
— Освободи его!
— Да-да… подожди…
— Я не хочу ждать! Освобождай его сейчас! Немедля!..
Часть V
Коракс
Тень не оставляла меня до тех пор, пока сдавившие голову тиски не разжались, уступая ее мягким пальцам, а затем снова скользнула вглубь с прощальным напутствием. И впрямь спасительным было ее вмешательство, поэтому следовало поблагодарить ее… как только представится случай.
Что бы ни происходило за время, истраченое Тенью на лечение, это закончилось. Странная кукла и ее чудовищный опекун были изгнаны — или бежали, а их создатель вздрагивал всем телом, стоя на коленях посреди опустевшей комнаты. Слишком много вопросов — а единственный, кто мог бы пролить на них свет, снова был не в состоянии это сделать.
Но вот вперед шагнула Соу. Подошла к кукольнику, молча встала перед ним. Тот быстро вскинул голову — и тут же разочарованно опустил.
— Тебе нужна помощь, — не спрашивала, но утверждала она.
— Ты мне не поможешь, — голос мастера звучал хрипло и сухо.
— Напротив, я могу. И ты это знаешь, — Соу даже не уговаривала — просто информировала спокойно и холодно. Вокруг ее ладони летал Лемпика, выписывая какие-то замысловатые петли. Подобных я еще не видел.
Я быстро взглянул на Суигинто, но и та наблюдала с брезгливым интересом. Настороженное любопытство шевельнулось внутри. Чего же я еще о тебе не знаю?..
Анжей снова приподнял голову.
— Пара недель покоя, а потом — все заново? Мне не надо такой помощи!
— Надо, — вновь сообщила Соусейсеки. — Надо потому, что пары недель у тебя может и не быть. И потому, что за пару недель все может перемениться. И ты это понимаешь.
— Не понимаю. И не хочу понимать… — тут он с хрипом выдохнул и ненадолго замолчал. — А впрочем, делай, что хочешь. Мне все равно.
Лемпика, будто дожидавшийся этих слов, молнией стрельнул к его виску и заплясал вокруг головы Анжея в причудливом ритме петель и спиралей, сперва медленно, затем все быстрее и быстрее, а потом вдруг резко останавливаясь и начиная заново. Я не видел лица мастера, но спина его содрогаться перестала.
Наконец дух ярко вспыхнул и исчез.
А в следующее мгновение кукольник мягко повалился вперед — прямо на Соу.
Она не успела отскочить, и обмякшее тело Анжея на миг придавило ее к паркету, пока я не откинул его в сторону. На их лицах застыло одинаковое выражение — спокойное и строгое, будто у человека, принявшего последнее решение. Но глаза Соу были открыты и осмысленны, а вот глаза мастера…
— Ну и ну, сестричка! — фыркнула Суигинто. — Да ты становишься сентиментальной!
— Ты в порядке? — я не слишком вежливо схватил и поставил Соу на ноги, ощупывая. Конечно, я помнил, что этот фарфор куда крепче моих костей, но все-таки…
— Да. Спасибо, мастер, — отряхнув запылившуюся позади пелерину, она нагнулась за откатившейся шляпой. Затем озабоченно отогнула Анжею веко, рассматривая что-то в его закатившемся глазу.
— Что с ним?
— Лемпика помог ему. Он очнется через несколько минут.
— А что с ним вообще стряслось?
— Перенервничал, — язвительно влезла Первая. У меня мелькнула мысль, что в прежней своей ипостаси она была куда менее ядовитой.
Соу проигнорировала выпад.
— Ножницами можно не только убивать или резать сорняки, мастер. Собственно, для этого они как раз предназначены меньше всего. Я подрезала его боль, мастер.
— Как это?
— Все, что… — она замялась, подыскивая нужное слово, — проходит сквозь нас, имеет на дереве души свою ветвь. Эту ветвь можно подрезать, и чувство на какое-то время пропадет, пока ветвь не отрастет снова. За это время человек может подготовиться к боли или даже изменить рост ветви.
— А совсем отрезать ветвь нельзя?
— Можно, — помедлив, ответила Соу. — Но тогда пропадет и само чувство. А это — убийство.
— Вот как? Четвертая кукла Розена теперь боится испачкать пальчики?
Мы оба раздраженно посмотрели на Суигинто. Та довольно захихикала.
— Рот закрой, — сердито сказала Соусейсеки после недолгого молчания. — Мастер, нам здесь больше нечего делать. Ты ведь уже понял — он ничего не знает о Его местонахождении. А время уходит.
У меня уже мелькали схожие мысли. Но…
— Мы дали слово, Соу.
— Что-то не припоминаю, чтобы давала кому-то хоть чье-то слово, пусть даже и свое, — мигом отозвалась Первая.
— Уж ты бы лучше молчала! — вдруг взорвалась Соу. — Если бы мастер не решил отыскать для тебя Анжея, ты до сих пор спала бы тут со вторым сердцем на ниточке!
— А разве я просила меня будить? Мне снились неплохие сны, между прочим…
Впервые за долгое время я увидел, как Соусейсеки багровеет. Мне невооруженным глазом было видно, что ей хочется напомнить сестрице ее собственные слова о "проклятии" и "обреченности" под лучами золотой звезды. Да что там, я и сам был близок к язвительной ретроспективе событий — что за свинство, в самом деле? Конечно, удар пришелся бы ниже пояса — но кто давал право этой…
Однако моя Соу оказалась выше этого. Не удостоив нахалку даже словом, она кивнула мне, повернулась к ней спиной и села на корточки. Я последовал ее примеру. Краем глаза я увидел, что Мегу, все еще стоявшая у Суигинто за спиной, вдруг подхватила куклу на руки и что-то сердито зашептала ей в ухо. Та негромко огрызалась, но уже менее наглым тоном.
Ждать, пока Анжей придет в себя, пришлось совсем мало. С растеряным видом поднявшись с пола, он даже не задал нам ни одного вопроса о том, что тут происходило. Просто вернулся за стол, как ни в чем не бывало, и, потирая виски, словно спросонку, стал говорить.
Да, Соу подарила кукольнику забвение, хоть и недолгое, и несмотря на то, что буквально несколько полчаса назад он с ума сходил от переживаний, колдовство Лемпики вернуло ему спокойствие и самообладание. Разумеется, со временем горе снова прорастет изнутри, как росток камнеломки, но сейчас пан сидел напротив и рассказывал нам то, что было равно интересно услышать как куклам, так и нам с Мегу.
Историю их Отца.
Мастер Розен в то время был известен под совсем другим именем, которое мало кто догадывался связывать с создателем живых кукол. Рабби Лёв, Иегуда Лев Бен Бецалель, оставшийся в памяти людей как создатель Пражского голема. Его познаниям в каббале и алхимии восхищались современники, ему благоволил сам император и на Золотой улице рабби был желанным гостем. Казалось, он достиг всего, чего мог желать в то время ученый. Шептались о том, что он ведал секрет философского камня, который даровал ему невиданное долголетие — для своего возраста почтенный старец был на удивление бодр и свеж, а огни в его окнах, не угасавшие ночами, явно указывали на то, что сон его и вовсе не беспокоит.
Но всякому времени на земле подходит предел, подошел он и славе рабби Льва. Пытливый разум каббалиста искал все новых высот, но тайны мира уже не казались ему достойными загадками. Погруженный в секреты, за каждый из которых его менее ученые собратья могли бы отдать жизнь, он потерял вкус к жизни. Ни молодая жена, ни двое дочурок не радовали рабби, искавшего себе новую цель, и, наконец, его благочестие начало давать трещину.
Все чаще он уединялся в лаборатории с начертанными на полу диаграммами и обращался к призываемым им духам в поисках новых знаний, пока один из них не предложил ему губительную идею. Вместо того, чтобы спрашивать глумливых и непокорных духов, Лев задумал приблизиться к славе Создателя, да благословенно имя его, и с помощью своих знаний создать из глины первочеловека, Адама Кадмона, чье всеведение могло бы приблизиться к божественному.