Я поплелся к ним, стараясь изображать упадок сил. Суигинто обеими крыльями удерживала перед собой переставшую сопротивляться Соу, которая только смотрела на меня. Эти глаза будут долго преследовать меня в кошмарах — настолько глубоки в них были отчаяние и боль от предательства. Но иного пути не было. Словно идя на эшафот, я продолжал двигаться к ним, а черное плетение просто трепетало от близости таких сильных эмоций. И очутившись перед ними, я медленно поднял руку с кольцом…
— Прежде чем все это закончится, позволь задать два вопроса, Суигинто?
— Спрашивай, конечно, это так затягивает ее агонию!
— Мог бы я надеяться стать твоим учеником?
— И чему я могу научить жалкого человека?
— Управляться вот с этим, — и я выпустил серебряные нити, приближая их к Суигинто.
— Нет, я не знаю, что это, и успею убить тебя трижды, если ты рискнешь коснуться меня.
— И второй вопрос — неужели тебе не стыдно было делать все это?
— Что именно? — она пыталась удержать на виду колышущееся серебро, ожидая подвоха.
— ЭТО! — и черное плетение молнией скользнуло к ее вискам.
Стоит отдать Суигинто должное — она успела всадить в меня не менее двадцати перьев, но я знал, что делаю. Сквозь знаки я вбросил в ее разум весь хентайный арт с ее участием, который я когда-либо видел на АИБ, преломленный призмой излишне живого воображения. Эффект был просто поразителен! Суигинто задергалась, словно пытаясь отмахнуться руками и крыльями от льющейся со всех сторон грязи. Глаза закатились, руки бешено оттирали с платья иллюзии чего-то. Я подхватил Соусейсеки на руки и рванул наутек. Масштабы ярости обманутой и оскорбленной невиданным образом Суигинто представить было легко. Свежие порезы с перьями внутри болели так сильно, что даже красное плетение не удерживало всего.
Мы влетели в комнату, словно вырвавшись из ада, а за спиной все еще кричала попавшаяся в ловушку собственной мстительности Суигинто.
Было совсем не весело возвращаться к лежачему образу жизни, но после того, как Соусейсеки достала из меня последнее перо, сил на споры не оставалось. Ей досталось, наверное, еще больше, чем мне, но тем не менее, она не использовала кольцо. Последний стежок серебряной нити — и Соу устало опустилась рядом.
— Тебе, может быть, поспать стоит? — спросил я.
— Нет, мастер, сон не лечит меня так, как людей. Не беспокойся, я скоро буду в порядке.
— Не стоит снова сутками сидеть надо мной, на этот раз залечить порезы будет проще, и ты, должно быть, очень устала.
— Гонишь меня?
— Разве я могу, Соу? Зачем ты говоришь такое?
— Я… я пойму. Ведь из-за меня мы чуть было не погибли сегодня. Из-за моей глупости.
— У тебя должны были быть причины поступать так. Но я не могу назвать их глупостью, не зная о них. Одного не пойму — почему ты даже не пыталась использовать наш контракт?
— Мастер… — Соу вздрогнула, ее глаза заблестели, — так ты все время врал ей?
— Ну конечно! Неужели ты забыла наш разговор? Неужели поверила, что я так просто сдамся?
— Прости меня, прости, — дорожки слез прочертили ее лицо сверкающими линиями, — но ты был так убедителен там, что я…поверила…
— Глупенькая, — скрипнув зубами от боли, я приподнялся, чтобы обнять плачущую Соу, — мне пришлось сыграть эту роль до конца, чтобы использовать оружие последнего шанса. А ты… могла бы и не играть в благородство в такой обстановке. В конце концов, я знал, на что иду, когда одевал это кольцо.
— Нет, нет, это не игра. Я не стану тратить твою жизнь для себя. Не стану, потому что ничего не могу дать взамен.
— Разве нужно отплачивать за подарки? Которые принадлежат тебе еще и по праву?
— Останови свою щедрость, пока не поздно, мастер. Жизнь слишком дорогая цена за что бы то ни было.
— Иногда и она соразмерна, тем более что я отдаю тебе не ее, а лишь время.
Соусейсеки затихла, уткнувшись лицом в плечо, а ее слезы жгли свежие швы… и сердце. Глупая кукла, почему она с таким упорством отказывалась принять то, что я готов был отдать? Неужели ей казалось, что годы старости, болезней и воспоминаний о ней предпочтительнее более короткой, но настоящей жизни? Более того, и ею можно было бы пожертвовать — при необходимости выбирать. В конце концов, без Соу она была бы совсем тоскливой.
— И все же, почему ты решила сразиться с Суигинто сейчас?
— Я пыталась поступать так, как ты, мастер.
— Не понимаю. Разве я бросаюсь на более сильного врага, если есть другой путь?
— Нет, я не об этом. Я пыталась поверить.
— Вот как. Поверить в свои силы, чтобы получить их?
— В моем Н-поле нас было всего трое. Я думала, что наша вера сможет ослабить ее и мне удастся победить.
— Тогда я должен просить прощения за эту неудачу. У меня была только надежда на то, что ты сумеешь устоять, не более.
— Не извиняйся, мастер. Ты прав в своей оценке, да и сама я не верила до конца. Но скажи мне, как все-таки тебе удалось одним ударом ошеломить такого противника? Чем было твое «оружие последнего шанса»?
— Я… я показал ей черные глубины человеческой порочности. Отдал то, о чем хотел бы забыть сам.
— Наверное, мне еще много придется узнать о людях.
— Лучше бы тебе не пришлось этого делать. Тебе ли не знать, какими могут быть люди, садовница душ?
— Даже во снах они способны скрывать многое за непроницаемой пеленой метафор. Впрочем, я вижу, что тебе непросто говорить об этом. Забудем.
— Нет, чуть позже. Знаешь, мне сейчас жаль Суигинто, хоть она и получила по заслугам. Все-таки это было… грязным приемом. Ни одна из вас не заслуживает такого.
— Только не говори, что хочешь помочь ей.
— Не скажу, ведь ты и так поняла. Но не сейчас — слишком опасно.
— Я… я не буду тебя останавливать, мастер. Ты действительно удивителен.
— Ох, не стоит воспринимать это так. Может, я просто тряпка и не могу проявить нужную жесткость даже к врагу.
— Нет, не говори так. Жестоки только трусы, слабые сердцем, а ты, жалеющий врага, стал гораздо сильнее.
— Ну, ну, я вот даже сижу с трудом. Ты должна будешь помочь мне, Соу.
— Что я могу сделать, мастер?
— Ты же понимаешь, что подобный трюк теперь годится для любой из вас?
— Но ведь я даже не знаю, о чем ты.
— Неважно. Помоги мне забыть — навсегда.
— Ты уверен, мастер? Что бы это ни было — сегодня оно нам очень помогло!
— Абсолютно уверен. И… еще просьба… не смотри.
— Не хочешь, чтобы я приберегла этот прием? Ну так и быть, не буду.
— Просто покажи, как. Дальше я справлюсь сам.
Эксперименты с памятью все же пришлось отложить. Мы слишком устали, да и подлечится было просто необходимо. Красный растекся по ранам, пульсируя теплой болью в такт сердцу. Глаза закрывались, но сон упорно отказывался унести меня в свои чертоги. Я думал о том, что мне пришлось сделать, и о том, как все исправить.
Заслуживает ли такой противник жалости? Не совершаю ли я ошибку, собираясь помочь ей — да и нужна ли моя помощь? Но вдруг подобное со временем только придаст ей сил, которые она и без того черпала в ненависти?
Нет, стоило попробовать обратить ситуацию в свою пользу. Если она забудет случившееся, быть может, мир будет восстановлен? Ведь она не собиралась нападать первой…или собиралась?
Слишком много вопросов. И единственный ответ — нужно пробовать. В конце концов, мы не слишком рискуем, ведь у нас теперь есть повод верить в ее слабость. Пронесет, не впервой. И медлить не стоит — несколько часов для нас многого не изменят, а для нее это, наверное, схоже на несколько часов в аду. Но сможем ли?
— Соусейсеки.
— Что, мастер?
— Пойдем, попробуем помочь твоей сестренке.
— Как, сейчас? Ты же на ногах не стоишь! Да и что, собственно, ты собираешься делать?
— Встану, не в поход же идем. Нет времени ждать, пока все заживет.
— Почему это нет? Мы в безопасности, Суигинто, наверное, не скоро оправится от поражения…
— Боюсь, все на самом деле сложнее. Я должен забрать то, что показал ей, иначе… последствия непредсказуемы.