— Мастер… Розен просил передать тебе одну вещь при встрече. Жаль, что обстоятельства сложились именно так.
— Отец… мне?
— Вот, держи. Он сказал, что ты потеряла ее в бою, но заслуживаешь возвращения.
Я протянул Шинку брошь.
— Отец…он так сказал… — Шинку держала мою подделку, словно величайшую драгоценность, — он починил ее…для меня?
— Многое изменилось с тех пор, как вы расстались. Ты, наверное, чувствуешь, что она сделана не так, как первая.
— Да… в ней есть что-то особенное. Отец…
— Та брошь была сделана руками. Эта — мыслью. Она и есть мысль — воспоминание мастера, которому он дал форму. Береги ее, — мне даже стало жаль Шинку, которая так легко отказалась от своей недоверчивости при виде старой реликвии.
— Я сберегу. Спасибо, Коракс.
— И все же, где Соусейсеки?
— Мы с Суисейсеки решили, что она не настоящая. Суисейсеки заперла ее в лозе — и она даже не попыталась сопротивляться. Но почему? Настоящая Соусейсеки с легкостью выбралась бы…
— Где она?
— Там, за диваном, у стола. Она просила нас вернуть тело, а потом замолчала…
Я не стал дослушивать и бросился туда, куда показала Шинку. Лоза рассыпалась, но Соусейсеки лежала неподвижно, словно… Нет, не может быть, не верю! Слишком рано!
Ее пальцы уже были полупрозрачны, и лицо побледнело, как будто… Я подхватил ее на руки, замечая, насколько легче она стала. Сквозь грудь видна была Роза Мистика, пульсировавшая голубоватым светом, словно бьющееся сердце. Сотканная из сна, Соусейсеки потеряла слишком много сил и теперь развоплощалась. Я провел рукой по все еще непослушным волосам, пытаясь не впадать в отчаяние. Ее ресницы задрожали, прозрачные капли стекли по щекам. Из последних сил Соусейсеки взглянула на меня и прошептала:
— Ты все же пришел…мастер.
Даже сейчас она не использовала наш контракт, сопротивляясь моим попыткам перелить силы в кольцо. Маленькая упрямица, зачем мне твое самопожертвование, если тебя не будет рядом? Серебро бессильно металось, рассыпая медленно гаснущие в воздухе искры, тускло рдели соскальзывающие на пол капли багрянца, струйками ядовитого тумана таяли черные закорючки знаков.
— Нет, Соусейсеки, ты не уйдешь так просто. У меня еще есть, что отдать ради этого!
Внутри нее что-то хрустнуло, звякнуло. Механизм тоже исчезал, теряя реальность, и времени оставалось совсем мало. Собрав последние остатки самообладания, я ждал, когда Соусейсеки перестанет блокировать нашу связь. Она все еще пыталась что-то сказать, но силы стремительно покидали призрачное тело.
Роза Мистика пульсировала все медленнее, и, кажется, мое сердце билось в такт ей. Удар… удар… томительное напряжение… удар… вот оно!
— Не пущу, — прошептал я и продавил защиту кольца.
Видения вертелись в голове, образы потерянных навсегда дней, недель, лет. Терявшееся безвозвратно будущее показывало мне себя на прощание. Но было ли оно настоящим? Не знаю. Да и стоило ли мне знать, что теряю? Стиснув зубы, я отогнал сомнения, продолжая сливать годы в раскаленный металл, вдыхая запах горящей кожи. Нужно совсем немного, совсем чуть-чуть, ведь тело совсем рядом…
Знаки удерживали меня в сознании достаточно крепко, помогая не терять концентрацию. Не так уж и много пришлось потратить, чтобы она пришла в себя.
Канал закрылся так резко, что я застонал от боли. Но главное, главное было позади.
— Что же ты наделал, мастер! Зачем?! Сколько лет ты отдал, чтобы удержать меня здесь?
— Шесть-семь, не больше, — улыбнулся я, — мы успеем раньше.
— Как ты можешь так спокойно говорить об этом?! — Соусейсеки едва удерживалась, чтобы не разрыдаться. — Ты же не вечен!
— Успокойся, Соу, успокойся, — пробормотал я, обнимая ее, — я же говорил, время без тебя мне не нужно. Но нужно спешить. Чем раньше ты вернешь свое тело, тем меньше шанс того, что придется повторить эту процедуру.
— Мастер…у тебя седина в волосах…и морщины…сколько ты отдал? Сколько на самом деле?
— Ты все равно заметила бы, наверное. Восемнадцать.
— Нет… нет, не может быть! Как ты мог! Зачем? — крупные слезы градом катились из разноцветных глаз, обжигая раны.
— Я знаю, что делаю, Соусейсеки. Просто поверь — так нужно было. Просто поверь.
— Но… но… как же…мастер… — всхлипнула Соу, борясь с собой, — Хорошо. Я буду верить, раз ты так сказал.
— Пойдем. Нас уже ждут. — я поднял все еще слабую Соусейсеки на руки и, шатаясь, пошел к выходу.
— Постой, человек, — раздался позади голос Шинку. — И ни слова о теле не скажете?
— Что толку надоедать недоверчивым леди, которые равно стойки и в убеждениях, и в заблуждениях? — отвечал я, не останавливаясь. — До свиданья, Шинку.
— Вижу, не за манеры ты стал учеником Отца, Коракс, — съязвила она напоследок.
— Спасибо за комплимент, алая леди.
Суигинто ждала нас за зеркалом, сидя на знакомом чемодане с золотой розой. Увидев Соу у меня на руках, она презрительно усмехнулась, но потом ей бросились в глаза мои морщины и седина.
— Ты не так долго был там, чтобы постареть, медиум.
— Дурное дело нехитрое, как говорили у меня на родине. Вижу, у тебя все удалось?
— Это было совсем просто. Было бы интересно посмотреть на твое лицо, если бы я принесла Хинаичиго, но вы слишком много мне должны, чтобы так шутить. Ты справился с Шинку?
— Мы договорились без драки — это подождет до лучших времен. Сейчас у нас нет времени на поединки.
— Я слышала, как ты обманул глупую Суисейсеки. Неплохо для человека.
— Это было довольно просто. Ты не обидишься, если мы продолжим позже? У нас действительно мало времени.
— Даже не поблагодарил, невежа. На этот раз я не буду мелочной — это слишком скучно, но при случае все припомню.
— Спасибо, Суигинто. Я привык платить по долгам.
— Лети уже, ученик. У меня… у нас тоже кончается время.
Н-поле встретило нас гулкой тишиной и полумраком. К Соусейсеки, казалось, вернулись силы и я отпустил ее с рук. Чемодан был довольно тяжелым, и замки не хотели подчиняться моим ослабевшим пальцам. Наконец, крышка откинулась, скрипнув петлями, и Соу прикоснулась к настоящей себе.
— Так странно видеть себя со стороны!
— Скоро все будет как раньше. Ты знаешь, что делать?
— Я… почувствую. Отдыхай, мастер. Здесь я справлюсь сама.
Соусейсеки легко достала себя из чемодана. Я отошел в сторону и блаженно опустился на пол у колонны, позволяя красному плетению делать свое дело.
В глазах расплывалось… нет, расплывалась Соу. Я на мгновение испугался, но потом понял, что все было в порядке. Она возвращала настоящее тело, растворяясь в нем без остатка. Переливающееся перламутровыми разводами лазурное облако повисло вокруг парящей в воздухе Соусейсеки, тонкими струйками просачиваясь внутрь. Чуть слышно застрекотали шестерни механизма, вздрогнули руки, из шарниров проступила призрачная плоть, наливающаяся жизнью. Лемпика закружилась в странных узорах, словно приветствуя новое воплощение хозяйки и, наконец, сияющий синим кристалл Розы Мистики погрузился в новый дом.
— Я вернулась, мастер. — сказала Соусейсеки, открывая глаза.
Сидя в мастерской часовщика, я с интересом наблюдал за его кропотливой работой. В каком-то смысле нас можно было бы назвать коллегами, хоть механизмы и оставались для меня не профессией, зрелищем.
— Скоро совсем работы не останется, — ворчал старик, поглядывая на меня огромным глазом из-под лупы, — все берут электронику, да и ее чаще выбрасывают, чем чинят.
— Доступность новых вещей губит старые, тут уже ничего не поделаешь.
— Тебе-то хоть в голову приходило, насколько настоящие часы отличаются от этой штампованной пластиковой дряни?
— Первым словом приговора для магии стал печатный станок. Последним — конвейер. Но чудеса в первую очередь внутри нас, и если нет мастера, оживляющего вещи, приходится полагаться на себя.
— Да не об этом я хотел сказать, хоть и ты прав, наверное. Вслушайся, оглянись. Как, думаешь, я стал часовых дел мастером?
— Не буду теряться в догадках.