— То, что сумел он, смогу и я.
— Да, с его стороны было неосмотрительно обнародовать руководство. Так вы желаете создать книгу и изучить серебряное искусство?
Я задумался. Без сомнения, было очень соблазнительно покарать осквернителя его же гнусными трюками. Как она — ножницами. Вот это была бы месть. И не столь уж высока цена, которой требует книга. Пуркуа па?..
Но потом меня передернуло. Я не желал иметь с этим говнюком ничего общего. Ничего. Пусть его серебро покроется пыльной росой и истлеет на дне Н-поля. Мое оружие будет другим. Но каким?
И тут меня осенило.
— Возьми мою душу, демон!
— Простите?
— Я готов заключить с тобой сделку. Возьми мою душу и дай мне силу или знания!
Он пожал плечами.
— Извините, не совсем понимаю. Зачем мне ваша душа?
— Но ведь ты предлагал ему…
— Еще раз прошу меня извинить. Наверно, я не слишком понятно выразился. Зачем мне ВАША душа?
— То есть как это — зачем?!
— Именно так, как вы расслышали, юный сэр. Вы не кукольник и не мастер, вы даже не медиум. Вы желаете лишь разрушать, даже не помышляя о творчестве. У меня нет никакой надобности в вашей душе.
Он помолчал.
— Хотя, разумеется, если вы сможете указать мне на применение, которое я мог бы ей найти, я всецело к вашим услугам.
Применение, применение… Какое применение? Богатая на истории о купле-продаже потусторонними силами душ литература вглухую умалчивала о том, что эти самые силы с приобретенными душами потом делают. Едят? Мучают в аду? Перепродают кому-нибудь? С этого кролика все станется.
— Зачем тебе души мастеров? — спросил я в лоб.
— Зачем стрекочет кузнечик? Зачем встает солнце? У меня нет доступного вашему пониманию ответа, юный сэр. Я не ем их, если вы подумали об этом. И не держу на полках в хрустальных сосудах. Я даже не ограничиваю их свободы, так что они в любой момент могут меня покинуть.
— Тогда где логика?
— Кто говорит о логике, прыткий юноша? О логике в вашем понимании, разумеется. Я следую логике Вселенной. Определенные обстоятельства могут сложиться определенным образом, если в определенный момент определенная душа не будет привязана к определенному телу. Вот все, что я могу сказать так, чтобы вы поняли. Умоляю вас поберечь свой разум и не пытаться представить себе эти события и их развитие.
— И моя душа на эти события не повлияет?
— Alas. Ответ отрицательный, юный сэр.
— Что еще я могу тебе предложить в таком случае?
— Дайте подумать, — он потешно наморщил лоб. — Злые демоны из сказок вашего мира иногда просят вместо души память, сердце или имя. Память ваша мне совершенно не нужна, поскольку все, что вы можете знать, я знаю и так. Что же касается имени, этот вариант, к сожалению, тоже не годится, ибо у вас его нет.
— Что за чушь?! Я…
— Не трудитесь произносить вслух известное нам обоим словосочетание. Оно давно уже не является вашим истинным именем. Вы добровольно отказались от него, надев маску Смеющегося Факельщика. Долгие годы вы почти сознательно разрывали связь с ним, и сейчас оно уже скрылось на Дне Миров.
Я открыл рот… и закрыл его.
«Неймфаги не нужны…»
«Город не вброшу, ибо деанон…»
«Что там за ньюфажие поле “name” заполняет?..»
Это был я. И я делал это сознательно. Я все вспомнил. Как сперва страшился открывать имя, а потом забыл о нем и думать; как незаметно для себя отвык оборачиваться, когда на улице окликали моего тезку; как терпеть не мог писать письма и травил неймфагов. Лаплас был прав. Это короткое слово давно перестало вызывать у меня какие-то определенные чувства, став чем-то вроде серьги в ухе. На мне — но не мое.
— Остается только сердце, — рассуждал демон тем временем. — Маленькая мышца не больше моего кулака, замыкающая на себя человеческое естество и чувства. Ах, эти чувства! Одно из тех удовольствий, которые я почти не могу себе позволять. Но испытывать чужие? Это интересно. Сердце мне, пожалуй, пригодится.
— Что я обрету? И что утрачу?
— Вы обретете все, чего только пожелаете — точнее, вы уже пожелали. Это будет сила или знание на выбор, а может, и то, и другое. Я не разбойник с большой дороги и предпочитаю платить сполна за товар, особенно если продавец в неведении юности не представляет себе его цены. Что же касается утраты — вам знакома история Петера Мунка, угольщика из Шварцвальда?
— Нет.
— Не стану отнимать у вас время этой поучительной историей. Холодное сердце, юный сэр. Каменное сердце. Вы лишитесь чувств и эмоций — навсегда.
Я задумался. Сделка выглядела выгодной. Какие чувства могут быть у закаленного расчлененкой и говном битарда? Без сомнения, все они давно умерли вместе с именем. Кролик останется в пустоте с куском мяса в руках, а я получу наконец возможность расквитаться с Кораксом и спасти Суигинто. Точно по плану.
Но затем меня одолели сомнения. Любовь — это ведь тоже чувство. Переживет ли она изъятие сердца? Или умрет вместе с ним, сделав меня всемогущим истуканом, навеки застывшим среди янтарных струй, безучастно глядя в пространство?
Но — клубилось облако отравы, и маленькая фигурка билась в судорогах, пытаясь вырваться из оплетших ее туманных щупалец…
— Послушай меня, демон, — начал я, тщательно подбирая слова. — Остается ли в силе твое первоначальное условие, насчет души?
— Разумеется, юный сэр.
— И готов ли ты заключить договор, если применение будет удовлетворять приведенным тобой ранее параметрам?
— К вашим услугам.
— В определенный момент — в этот, — определенная душа — моя, — не будет привязана к определенному телу — моему. Это позволит определенным обстоятельствам — смерти Коракса, ослаблению Четвертой, — повлиять на определенные события — Игру Алисы, — и заставить их сложиться определенным образом — победой Суигинто. Вот применение, которое ты можешь найти для моей души.
— Какая наглость!
Кролик склонился передо мной в глубоком поклоне.
— Какая восхитительная наглость! Я начинаю проникаться к вам уважением, юный сэр. В вас есть некое благородное безумие отчаяния. Вы начинаете мыслить нелинейно. Ваше описание полностью удовлетворяет поставленным мной условиям, и я прижат к стене.
— Ты заключишь со мной договор?
— Да. Я дам вам Белую Карту.
Коракс
Возвращались мы с изрядно подпорченным настроением. Мой наспех придуманный план мог рухнуть из-за любой неожиданности — я не так много знал о снах. Но у моих спутниц предложений было и того меньше.
Дома я первым делом бросился к фолианту и с облегчением прочел те строки, в которых сомневался. Одна песчаная башенка стала каменной.
— Рассказывай уже, что ты предлагаешь, медиум, — заметно было, что Суигинто сдерживается, чтобы не начать ссоры.
— План опасный и спорный, но другого нет. Нам понадобится время — чтобы нанести мне фиолетовое плетение, прочесть немного книг по медицине и психологии и уговорить Суисейсеки нам помочь.
— Сколько времени? Ты сам видел, что там происходит — некогда ждать!
— Минимум неделя. Поверь, я ни часу не истрачу впустую и если успеем раньше — тут же приступим к делу.
— Расскажи про сам план, мастер, — Соусейсеки была спокойней и, кажется, тоже обдумывала ситуацию.
— Фиолетовое плетение даст мне возможность убедить Мегу в наших силах и противостоять статуям. Есть только один вопрос — что будет с телом, если усыпить дух?
— Смерть. Без определенного присмотра тело начнет умирать.
— Как быстро?
— Знаешь ли, я не проверяла! Как быстро, по-твоему, умирают люди?
— Достаточно медленно — при условии медицинской помощи. Но это мы выясним из книг.
— Мне не нравится ход твоих мыслей, мастер. — Соусейсеки выглядела обеспокоенной.
— Итак, Суисейсеки открывает для нас сон Мегу, я блокирую истуканов и убеждаю Мегу в нашей власти, а затем усыпляю ее. Ты открываешь нам вход в сон ее духа и стараешься удерживать воды Моря, Суигинто передает духу Мегу песню, а я вычищаю всякую дрянь, которая заставляет ее желать смерти. Наши шансы?