Когда мы закончили, в мире снаружи только-только вставало солнце. Кажется, все шло по плану.
Шагая по коридорам больницы в поисках нужной палаты, я недоумевал, почему окружающие так подозрительно на меня косятся. Они должны были видеть знакомого им Сенамуру, не более, а когда одна из медсестер выронила при моем появлении бокс с инструментами и юркнула в ближайшую дверь, я понял, что где-то прокололся. Впрочем, никто не пытался меня остановить и этого было достаточно.
Если бы не дурацкое стечение обстоятельств, мое появление вообще осталось бы незамеченным — но кто мог знать, что Сенамура не ушел с больницы, а умер два года назад. Мегу, естественно, не стали волновать такими известиями, сочинив для нее историю про операцию и отъезд, а теперь моими стараниями по больнице ходил призрак, распугивая персонал.
Но это было удобно — никто не спешил здороваться или задавать какие-либо вопросы, а когда я, наконец, нашел нужную палату, сиделка просто сбежала от моей лучезарной улыбки. Я прикрыл за ней дверь, сломав замок, чтобы избежать преждевременных посетителей. Просто так ломать двери вряд ли стали бы, а вот реаниматологи уже не станут жалеть их и подстрахуют наше мероприятие — на всякий случай.
Мегу лежала на широкой кровати, спящая и беззащитная, опутанная проводами и трубками, с прозрачной кислородной маской на бледном и исхудавшем лице. Я тихо подошел и сел рядом, входя в роль старого профессора.
— Мегу-тян, вы спите, Мегу-тян?
— Кто здесь…Сенамура-сан?! Вы вернулись? — Мегу говорила тихо, но видно было, что она обрадовалась.
— Спокойней, Мегу-тян, не волнуйтесь так. Непросто было добиться разрешения на то, чтобы снова лечить вас — а вы молодец, дождались все-таки.
— Снова будете тут работать, Сенамура-сан? Я как раз рассказывала о вас…подруге…
— Не просто буду. Сегодня же я вас вылечу — способ найден.
— Не может быть! Это… как же так, ведь говорили…
— Все случается впервые, Мегу-тян. Я сделаю вам укол и вы крепко заснете, а когда проснетесь — все будет позади.
Я достал из-за полы иллюзорного халата один из двух шприцов со снотворным и аккуратно, почти нежно ввел зелье в вену. Навыки в медицине тут не имели значения, как и форма доставки вещества — но так ей легче было поверить. Как и ожидалось, смесь подействовала мягко, но почти мгновенно. Окно с легким скрипом открылось и три куклы появились в палате.
Все было расписано по нотам и сейчас никто не проронил и слова. Несколькими жестами Суисейсеки призвала своего духа и спустя несколько минут рядом с кроватью раскрылась уже знакомая воронка. Одна за другой мои спутницы нырнули в сон Мегу, а следом отправился и я.
Лес изменился с тех пор, как мы его видели в прошлый раз. Там, где раньше было просто сыро, теперь стояла вода — мутная, темная, кажущаяся бездонной гладь болота. Туман слегка поредел, но все же оставался и неприятно ограничивал обзор.
Только направление теперь выбрать было непросто, ведь единственный ориентир в виде ракушек был для нас потерян.
— И куда же нам идти? — спросила Суисейсеки, разглядывая ставший еще более унылым пейзаж.
— Туман стелется по земле. — ответил я, — Если ты вырастишь достаточно высокий побег, с его вершины можно будет увидеть холм, до него и раньше туман не доходил.
— Не переусложняй, медиум, — вмешалась Суигинто, — просто взлетим и посмотрим.
— А сможем? В тот раз мы…
— В тот раз мы не знали, что ищем, — нервно возразила она, — хватит сомневаться, времени нет!
До чего же все-таки просто было говорить это ей, крылатой! Впрочем, и другие не слишком мучались с взлетом…а вот мне пришлось постараться, чтобы не отставать. Вершину с истуканами действительно было видно издалека, и лететь было гораздо комфортней, чем шлепать по туманному болоту в неизвестном направлении. Спустя несколько минут мы уже были у подножия, и здесь нам предстояло разделиться.
Суисейсеки отправилась дальше, к дереву души — по нашему плану, она должна была позаботиться о нем и дожидаться нас уже в яви. Она немало протестовала, желая остаться со всеми, но нам нужен был кто-то снаружи, способный вытащить нас из сна, если мы не справимся за двадцать минут. Соусейсеки же нужна была здесь, и только на ее боевые таланты я мог рассчитывать в защите спящего духа Мегу от порождений Моря.
Наклонившись, я вытряхнул из-за пазухи угревшийся там выводок Цахесов, закружившийся у наших ног черными шариками. Старший, в отличие от других, не резвился попусту, а вытянул свинцовое лицо на длинной шее и принюхивался, словно чуя свою законную добычу.
Позади нас из болота поднимались скользкие порождения Моря, все еще не рискующие приближаться, но уже гораздо более настоящие. Хотя стоит ли называть настоящим нечто подобное — изменчивое порождение бессознательного, плоть от плоти сна?
Во время подъема к вершине Маска Лжеца нагрелась до того сильно, что пришлось гасить боль красным плетением. Но и поработала она на славу, что и говорить.
Черный бархатный плащ с серебряным узором заметал следы высоких сапог, серебром был расшит и черный кафтан, словно гусарский мундир…или ребра скелета, погасший факел в руке — все казалось настоящим даже мне, быть может, оттого, что сон был пластичнее реальности. Только нарисованный уголок рта все стремился растянуться в улыбке и приходилось его сдерживать, ведь я играл серьезную роль — старшего из братьев Оле-Лукойе.
Истуканы на этот раз отреагировали на наше появление куда быстрей, пытаясь повернуться и посмотреть на незваных гостей. Отвратительно въедливый шепот снова заставил нас зажимать уши, но кое-кто был ему рад. Семеня множеством ножек, Цахесы кинулись к своей добыче, словно к желанному лакомству и быстро преодолев разделявшее их и истуканы пространство, начали карабкаться на них.
Не задерживаясь, мы прошли в центр круга, готовясь продолжать действовать по плану. Давление звука становилось все меньше, когда статуи одна за другой отвлекались на пернатых малюток, щекочущих жгутами лжи их грубые уши. Я с тайной гордостью смотрел, как выпучивались от ярости каменные глаза и раздувались в бессильном гневе ноздри, а рот раскрывался все шире и шире в поисках возражений для такой наглой провокации. Но вот и последний идол открыл рот, желая как-то противостоять наглым и хитрым Цахесам, и ждать было нельзя.
— Фас! — выкрикнул я, и двенадцать моих маленьких помощников одновременно сунули в раскрытые гранитные рты столь бережно хранимые ими до этого в своих брюшках растения.
Сеть трещин пробежала по гримасничающим гигантам, а затем оглушительные взрывы окатили нас градом призрачных осколков, не нанесших нам вреда. Но Цахесы, оказавшиеся почти в эпицентре, были мертвы — такой была цена их победы.
Отвернувшись от рушащихся статуй, я сосредоточился на иллюзии — дух Мегу приходил в себя.
Как странно выглядела она здесь, среди груд камня и выжженной травы, на вершине безымянного холма, с трудом приходящая в себя после долгих лет в забытьи — невинное дитя среди цепей, дух, в себе потерявшийся, наивная в неведении своем, всемогущая и беспомощная Мегу! Но не было времени думать о таких мелочах, когда каждая минута работала против нас.
Соу не теряла времени понапрасну, и с каждым взмахом ее руки очередной стеклянный шарик лопался, прорастая зарослями щерящегося чудовищными шипами терновника. Первый рубеж обороны был почти готов. Наконец Мегу открыла глаза, и слезы радости крошечными каплями повисли на ее ресницах.
— Ангел, ты пришла за мной! Ты заставила их замолчать!
— Не я, Мегу. Не я, а один наш знакомый. Ты ведь читала о нем когда-то?
— О ком, ангел? — она только сейчас заметила, что они не одни. — О…
— Да, дитя, — я склонился над ней, нежно вытирая слезы черной кожей перчатки. — Оле-Лукойе.